македонян [отобрали это] у варваров, обитающих в Азии. Что касается ваз, пурпурных тканей и других вещей в том же роде, отобранных у персов, Александр отправил их все, за немногими изъятиями, своей матери“» («Александр», 16, 15–19).
Легенда умалчивает о покорении Сард, Лидии и Карий, как и о трудных осадах Милета и Галикарнаса. Известно разве лишь то, что во многих случаях одного присутствия Александра было достаточно для того, чтобы перевернуть ситуацию, что на берегу Лады на носу одного из кораблей Александра был замечен орел, предсказавший своим появлением, что Александр победит персидский флот с суши и, наконец, что он назначил сатрапом всей Карий царицу Аду, которая осыпала Александра дарами и назвала его своим сыном. Не стоит усматривать во всем этом мелочную болтовню, житийное описание, а тем более роман. Ведь за словами таится столько несказанного! А главное, из этих рассказов отчетливо проступает образ Завоевателя, излучающий мощь и удальство, соблазнительный и притягательный. В Ликии близ города Ксанфа есть ручей, который, говорят, сменил русло и разлился, исторгнув из своих недр табличку, исписанную старинными письменами, из которых выяснилось, что греки положат конец Персидской державе. Вдохновленный Александр отправился очищать берег от противника вплоть до Финикии и Киликии. Его марш вдоль берега Памфилии оказался для многих историков поводом для изумления и преувеличений: море, обычно яростно накатывавшееся на берег и лишь изредка открывавшее узкий, зажатый между морской бездной и склоном горы проход, словно по божественной воле отступило перед Александром. Говорит об этом и Менандр, который так шутил над удивительным происшествием:
И разве имеет какое-либо значение то, что в ходе французских раскопок в Ксанфе была обнаружена не пророческая табличка или ответ оракула, а всего лишь посвятительная надпись, относящаяся к позднейшему времени, когда Александра не было уже на свете, и что сам Александр не упоминал в своих письмах о подобных чудесах (он сообщал лишь, что прошел от Фаселиды до Сиды по береговым уступам)! Но в глазах рассказчиков и публики через двадцать лет после смерти Александра покровительство, удача, благодатные дары, которыми осыпало его небо, имели решающее значение. Этот избранник судьбы был провиденциальным героем.
Нередко удивляются тому, что знаменитая история о Гордиевом узле не нашла отражения ни у Диодора (при том, что он много распространяется о мармарийцах, никому не известном народе), ни в «Романе об Александре», который вдохновлялся египетскими сказителями. Нет его и у Птолемея, царя Египта, которого более волновали пророчества, касавшиеся собственной страны, чем те, что относились к Малой Азии. Однако у этой истории имелись по крайней мере две версии. В первой, которую, вероятно, сообщил любимый прорицатель Александра Аристандр из Тельмесса, Гордий был фригийским крестьянином, который, будучи встревожен тем, что на ярмо его быков уселся орел, женился на тельмессянке и произвел от нее на свет сына, названного Мидасом. Когда Мидас вырос, он вместе с отцом и матерью на запряженной быками повозке появился однажды на рыночной площади Гордия (в 100 км к юго-западу от нынешней Анкары). Горожане обратились за советом к оракулу в большом местном храме, и оракул указал им на Мидаса как на царя. В знак признательности Царю-Зевсу Мидас посвятил повозку отца богам на Акрополе.
Впоследствии уже другой оракул предсказал власть над Азией и даже над всей землей тому, кто развяжет узел, которым был завязан кизиловый луб, соединявший ярмо с дышлом той повозки. Четыре века спустя, в мае 333 года, в Гордий прибыл Александр. Овладев городом, он вошел в храм Зевса с намерением осуществить предсказание, о котором ему сообщили местные жители. «Не видно было ни того, где узел начинается, ни где он заканчивается. Также и Александр не был в состоянии догадаться, как его развязать, однако он не желал оставить его неразвязанным, потому что опасался, как бы это не привело в брожение многие умы (то есть не было истолковано как предзнаменование)… Аристобул говорит, что он вытащил из дышла чеку, то есть деревянный колышек, который пронизывал дышло и удерживал узел, и так стащил ярмо с дышла» (
Во второй версии, гораздо более распространенной и восходящей, быть может, к Каллисфену, речь идет не о повозке в целом, но о ярме, привязанном к дышлу или к простой деревянной жерди целой гроздью узлов:
Кому не известна восхитительная, построенная на театральных эффектах история болезни Александра в Тарсе в августе 333 года, этот прекраснейший поданный героем пример величия души? Оставив в стороне все варианты, касающиеся действующих лиц и обстоятельств, переведем, следом за миллионами школяров, латинскую версию текста, с такой живостью набросанного Каллисфеном: «По прибытии в Тарс Александр соблазнился красотой реки Кидн, протекающей прямо посреди города, снял доспехи и, весь в пыли и поте, бросился в студеную воду. И тут его жилы внезапно сковало оцепенение, а при том, что голос царя также перехватило, не было видно не только средства, которое бы его излечило, но даже такого, что отдалило бы опасность. Единственным из врачей, обещавшим представить средство от недуга, был Филипп. Однако присланное накануне из Каппадокии письмо от ничего не знавшего о болезни Пармениона заставило подозревать Филиппа: Парменион советовал Александру остерегаться врача Филиппа, поскольку того, мол, за огромные деньги подкупил Дарий. Но Александр счел, что безопаснее все же будет довериться сомнительной надежности врачу, чем погибнуть от несомненного недуга. И вот Александр, приняв от врача чашу с лекарством, передал ему письмо и, не отрывая глаз от лица Филиппа, принялся пить. Но видя, что Филипп безмятежен, он повеселел и на четвертый день выздоровел» (
Сколько рассуждений, речей, театральных сцен, картин породил этот анекдот! А какая историческая правда за ним стоит — за вычетом доблестно преодоленных последствий водного удара и ядовитого письма Олимпиады, которая побуждала своего сына Александра не доверять никому на свете — Пармениону, лучшему его полководцу, Александру из Линкестиды, его другу, всем врачам?.. К чести юного царя следует отметить: он не доверял доносам.
Подобно Гераклу — от победы к победе
В ноябре 333 года произошло сражение при Иссе. Тут уже тон повествователей без какой-либо натуги делается эпическим. Они насчитывают в азиатской армии 400 тысяч пехотинцев и 100 тысяч всадников, которым противостоит маленькое, десятикратно уступающее неприятелю войско Александра. «Сражаясь в первом ряду, он был ранен мечом в бедро — согласно Харету, Дарием, потому что они вступили в единоборство» (
