разозлило меня.
— Можно посмотреть на все это с другой стороны, — предложил я, — может оказаться, что мои сны и видения происходят от одного и того же — сексуальной подавленности и стремления к исполнению желаний, ибо если Господу угодно, чтобы подсознание человека было заполнено фрустрациями, — то это относится как раз ко мне.
— Ну, это уже альтернативная теория, — равнодушно молвила Морган.
— А может ли статься, мисс Ле Фэй Морган, что весь ваш жреческий сан и то наследство, которое осталось у вас согласно завещанию нашего клиента, — все это лишь магические образы?
— «Что есть истина»? — спросил однажды Пилат.
— А я считаю, что вам лучше прекратить валять дурака, пока мы с моим партнером не затеяли хорошенькое судебное разбирательство в отношении вашего прошлого.
Морган расхохоталась:
— Независимо от того, является ли мой жреческий сан магическим образом или нет — он оказался весьма действенным и разбудил в вас мужчину, Уилфрид Максвелл!
Это был железный аргумент, с которым нельзя было не согласиться.
Затем она сказала такое, что, будь я в ином настроении, я бы с радостью отлупил ее.
— А вы представляете, Уилфрид, сколько в Вас женского?
— Ровно пятьдесят процентов, — быстро ответил я, — так же, как и у других. Моя мать была женщиной.
— Я имею в виду другое. Я говорю о вашем темпераменте.
— Да, — сказал я, — во мне много ласки. Но не стоит спорить со мной сразу после приступа астмы — нет повода выводить меня из себя.
— Опять же, я говорю о другом. Я имею в виду, что ваша натура в основном отрицательна.
— Не настолько отрицательна, как вы думаете, Морган Ле Фэй. Прожив всю жизнь в окружении женщин, я научился приобретать защитную окраску. Я могу избрать обходные пути, чтобы избегнуть неприятностей, но в конце концов я всегда достигаю желаемого результата. Кроме того, я живу и работаю в весьма обыкновенном городе; — так что, если бы меня заподозрили в чем-то необычном, — мне тут же пришлось бы закрыть свое дело. Поэтому, желая запутать следы — как это делаю сейчас, — я далеко выхожу за приделы трехмильной зоны, моя дорогая.
— И снова не то. Вы — животное, Уилфред. Я знаю, что вы далеко не такой мягкотелый, каким выглядите, и ваша скованность — это то, что меньше всего мне в Вас нравится. Я имею в виду, что вам не присущ позитивный и динамический тип, свойственный большинству мужчин.
— Да, моя дорогая девочка, для тяжелой работы моих физических данных маловато. Нет смысла корчить из себя работающего за десятерых здоровяка, если в результате работа тебя раздавит. А то, что вы пожелали назвать моей скованностью, — на самом деле такт и дипломатичность. Какой смысл искусственно создавать себе новые препятствия, если в жизни и без того хватает естественных?
— Если это ваши принципы — так отчего же вы не живете согласно им? Зачем вы уходите в сторону и затеваете ссору со мной?
— А зачем делаете это вы, Морган? Неужели вы надеетесь, что хотя бы одному мужчине понравится, когда ему говорят, что он — наполовину женщина? Чем больше это будет соответствовать действительности, тем меньше ему это понравится. А если мужчина спрашивает вас — играли ли вы ранее в эту игру, — вы, конечно, клянетесь, что нет. Разве не так?
— Я надеялась, что вы проявите больше понимания.
— В таком случае вы ошиблись. Я знаю — в старые добрые времена жрецы Великой Матери кастрировали себя в ее честь. Я этого делать не собираюсь. Подите к черту, Морган Ле Фэй.
— Существуют обыкновенные отношения, которые вы можете установить с любой представительницей женского пола; и есть также тонкая магическая связь, являющаяся большой редкостью. Что из этого вы предпочитаете?
— А разве у меня есть выбор? Разве я не должен быть доволен тем, что получил?
— Да, — сказала она, — боюсь, что должны. Но меня огорчает то, как вы это воспринимаете, — ведь я могла бы дать вам гораздо больше.
— К чему так беспокоиться обо мне, Морган Ле Фэй? Я больше чем уверен, что это не только ради меня, несмотря на ваши неоднократные уверения в том, что жрицы не имеют приоритетов в этих делах.
— Потому что, Уилфрид, если мы сможем сделать это — мы проложим дорогу тем, кто придет после нас, привнеся в современную жизнь нечто некогда утраченное и забытое, столь необходимое сейчас.
— То есть…
— То есть знание тонкой магнетической связи между мужчиной и женщиной, а также понимание того, что она есть часть большего целого. Помните, что вы чувствовали в пещере — что я была воплощением всех женщин, а вы являли собою всех мужчин? Вы помните, что наши личности не участвовали в этом, что мы были лишь каналами, проводящими силы — положительную и отрицательную, — из которых и складывается созидание? И как, уже по прошествии всего, сквозь наши тела пронеслись первобытные силы, явившиеся прямо из Непознанного? И как это было замечательно? Именно на это нацеливали воспитываемых при монастырях жриц и гетер, именно этого не хватает в современном понимании событий. Посмотрите — вокруг десятки браков; и в этих семьях есть годовалые дети, иногда даже двойняшки — и все же чего-то недостает. И вместе с тем можно увидеть странные содружества, сочетаться браком которые заставит лишь крайняя необходимость — при этом они далеко не всегда выезжают на уединенные воскресные пикники, Уилфрид. Люди считают, что секс есть нечто физическое, тогда как любовь — эмоциональное; им не понять, что между мужчиной и женщиной существует нечто магнетическое, подобное той силе, которая заставляет стрелку компаса стремиться на север. Эта сила не находится в людях, как и в стрелке компаса, — она лишь проходит сквозь них, использует их. Эта сила принадлежит Природе. Именно она подарила мне молодость, Уилфрид, тогда как на самом деле я должна была давно стать очень старой; и именно эта сила превращает вас, привыкшего всегда быть маменькиным сынком, в драчливого петуха на навозной куче.
— В таком случае мне определенно лучше покончить с этим — ведь до знакомства с вами я был порядочным молодым человеком.
— Вы станете лучше еще до того, как я закончу с вами, — сказала Морган Ле Фэй. — Вы ведь понимаете, Уилфрид, что я не выйду за вас замуж, не так ли? Физически я, вероятно, довольно молодая женщина — ведь говорят, что мужчина молод, пока молода его кровь, а я считаю, что женщина молода, пока в порядке ее эндокринные железы — но разумом я старая-престарая; то, что вам нужно, уже не имеет для меня значения, и я не хочу связывать себя узами брака — мне кажется, что в замужестве я действительно вдруг стану той старой каргой, каковой я являюсь на самом деле. Не в моих силах полюбить вас, Уилфрид, но вы мне чрезвычайно милы, и думаю, воспользовавшись полученными от меня знаниями, вы действительно сможете очень сильно полюбить какую-нибудь девушку.
— Морган Ле Фэй, неужели вы думаете, что, узнав вас, я смогу полюбить другую?
— Да, я надеюсь на это, Уилфрид. Если я хорошо сделаю свое дело, вам это определенно удастся — ибо я хочу изучить с вашей помощью, каким образом открываются магнетические каналы и как сквозь них проходит энергия.
— Довольно хладнокровное предложение, — сказал я, — но думаю, что мне следует быть благодарным за эти маленькие милости. Фактически, я должен был бы уже привыкнуть к ним, так как они — все, что я имею и когда-либо имел.
Теперь я понимал, какой именно золотой кинжал уготовила мне Морган Ле Фэй; история повторялась удивительным образом — подобно ацтекскому рабу, мне предстояло провести год в королевских покоях, а потом все должно было закончиться, медленно и болезненно.
На следующий день я приступил к работе над панелью, изображавшей штормовое море; поверх покрытых белой пеной гребней волн я изобразил воинственное сумасшествие галопировавших морских лошадей с сидящими на них всадниками, позади которых в провалах между волн, окрашенных в цвет темного индиго, проступали бледные, спокойные, неумолимые лица великих богов.
