потому, что трушу, а чтобы знать, следует ли мне привести свои дела в порядок. Я должен позаботиться о жене. Я не могу все бросить и уйти из госпиталя. Во всем остальном, как я уже говорил, я полностью к Вашим услугам. Я ровно ничего в этом не смыслю. Вам придется учить меня всему, но я научусь, если Вы проявите достаточно терпения.
И все это из уст одного из крупнейших ученых современности! Я восхищалась совершенной простотой и скромностью этого человека. Возможно, именно в этом и таился секрет его величия, ибо он, по-видимому, сказал Природе те же слова, что и мне.
— Даже не знаю, как выразить Вам свою благодарность, — ответила я.
— Благодарность мне? Не говорите ерунды. Меня Вам не за что благодарить. Разве сам я не достиг того, о чем не смел и мечтать? Мне оказана великая честь, мисс Ле Фэй, честь не по заслугам. Это я, а не Вы должен благодарить. — Он помолчал. — Вы понимаете, что это для меня значит? Надеюсь, что понимаете, и что я ни в коей мере не ввел Вас в заблуждение. Обсудим теперь практическую сторону дела. Для начала, сколько моего времени Вам потребуется?
— На первых порах довольно много, пока Вы не усвоите основные методы. После этого — одна ночь в неделю, иногда немного больше. Это всегда будет по вечерам. Я лунное существо и не начинаю действовать до захода солнца.
— Я сам люблю работать по ночам, так что это мне отлично подойдет. Когда начнем?
— Сейчас, если хотите.
— Что до меня, то пожалуйста, но может, мне сначала надо привести в порядок дела?
— Дорогой мой доктор Малькольм, по-вашему, я собираюсь вас убить?
— Откуда мне знать? Я полагаю, в этом есть значительная степень риска.
— Но не для жизни и здоровья. Риск, единственный риск для вас заключается в довольно неприятной эмоциональной встряске. Дело может даже дойти до серьезного нервного потрясения, но мне кажется, что для этого вы слишком выносливы. Впрочем, это не причинит вреда на всю оставшуюся жизнь.
— Если допустить, что случится самое худшее, на какой срок это выведет меня из строя? Я спрашиваю, чтобы должным образом подготовиться — мне не хочется подводить людей. Кто-то же должен работать за меня, если я сам не смогу.
— Если случится самое худшее, Ваша встряска продлится до следующего равноденствия, то есть до солнечного прилива. Но я не думаю, что Вы выйдете из строя и не сможете работать дольше, чем до следующего лунного прилива, то есть до ближайшего новолуния.
— К встряскам я привык и вряд ли замечу какую-то разницу. Но если единственный риск для меня заключается в нервном потрясении, то на кого выпадет главный риск в этой затее? Я ведь убежден, что риск существует, хотя Вы и говорите об этом так спокойно.
— Риск беру на себя я, доктор Малькольм, хотя он вовсе не так страшен. Я знаю, чего хочу, и мне это не в новинку. Единственный настоящий риск состоит в потере мужества. Свое-то я вряд ли потеряю, я слишком к этому привычна. Чего я действительно страшусь, — так это потери мужества с вашей стороны, так как у вас нет совершенно никакого опыта в подобных делах, а работать нам с вами придется с очень высоким напряжением.
— Дорогое мое дитя, сохранить мужество — это мое дело. За кого вы меня принимаете? За старушку с клубком и спицами?
— Когда я говорила о потере мужества, я не имела в виду утрату храбрости. Я почти уверена, что с Вами это не произойдет. Больше всего я боюсь, что Вас одолеет приступ раскаяния. Как вы только что верно сказали, у нас с вами совершенно разные взгляды на жизнь. Я привыкла все свои проблемы решать одним ударом, другого способа для решения моих проблем, пожалуй, и нет. На первый взгляд это может показаться опасным, но это не так, во всяком случае, не для меня. Вам внезапно может прийти в голову идея, будто я вовлекаю вас в грех. Должна признать, что мы окажемся от этого буквально на волосок. Но всякий связанный с этим вред мы причиним лишь самим себе. Никто другой от этого не пострадает.
— Я рад это слышать. Не хотел бы я делать ничего, что причинило бы зло моей жене.
— А я никогда Вас об этом не попрошу.
— Отлично, валяйте дальше. По условиям договора мы принимаем риск. Не знаю, с чего Вы взяли, что я такой уж пуританин. Я только не хочу, чтобы меня вычеркнули из списков врачей. Что до всего прочего — я ваш.
— Но у вас есть определенные нерушимые принципы, не так ли? Что если придется нарушить какой- нибудь из них?
— Тогда я брошу это гиблое дело и выйду из игры.
— В этом случае Вы будете приходить в себя в течение всего солнечного прилива. Но если вместо этого Вы позволите мне провести Вас через все опасности, даже если мне придется проехаться по вашим принципам в карете шестерней, то я смогла бы открыть предохранительный клапан, который всегда есть у нас в магии, и тогда ничего не придется бросать, кроме нашего эксперимента.
— Кто примет на себя этот удар?
— Сделать это придется мне, но я знаю, как с ним справиться. Я от него не пострадаю.
— Как Вы это сделаете, мисс Ле Фэй?
— Как громоотвод. Позволю силе свободно уйти через меня в землю. С экспериментом на какое-то время будет покончено, но по крайней мере никто не пострадает.
— Пожалуй, я понял. Это все равно, что ходить под парусом. Никогда нельзя закреплять снасти. Если налетит шквал, лучше позволить ему сорвать такелаж, чем перевернуться вверх дном, верно?
— Именно.
— Я понимаю. Но с чего Вы взяли, что меня непременно унесет с такелажем?
— Вы никуда не денетесь, если будете знать, когда ослабить хватку.
— По-вашему, мои принципы настолько тверды, что не успев от них отказаться, я полечу вместе с мачтой за борт?
— Вот этого я и боюсь.
— Но у Вас же будет с собой топор, чтобы вовремя перерубить снасти?
— Вы думаете, что если окажетесь за бортом, то я брошу Вас, на произвол судьбы, доктор Малькольм?
— Какой мне смысл тащить Вас за собой на дно, если мои принципы все равно меня утопят?
— Я капитан этого корабля. Если он утонет, я утону вместе с ним.
— Какая в этом необходимость?
— Вопрос чести, друг мой. Мои принципы столь же тверды, как и Ваши, хотя и на иной лад.
Малькольм взъерошил свои рыжие волосы.
— Я не вижу никаких оснований для такой непреклонности, — сказал он.
— Это потому, что сейчас мы говорим о моих, а не о Ваших принципах. Если бы речь шла о Ваших, я могла бы сказать то же самое — не вижу причин для такой непреклонности.
— Сдается мне, что это какая-то самоубийственная затея. Когда начнем?
— Когда хотите.
— Зачем откладывать? Полагаю, что ко мне Вы сейчас испытываете те же чувства, что и я к моим подопытным животным — жалею бедолагу всей душой и продолжаю делать свое дело. Оно стоит большего, чем его жизнь.
Глава 10
Я провела Малькольма наверх, в гардеробную. Для этого нам пришлось пройти через мою спальню. Смятенно окинув взглядом комнату, Малькольм опустил глаза долу. Дальше он пошел, не дрогнув, но облегченно вздохнул только на ступеньках лестницы, несмотря на их крутизну.
Я оставила его в гардеробной, а сама, достав из комода черное бархатное одеяние и серебряную диадему лунной жрицы, поднялась в храм, чтобы совершить облачение, ибо негоже было являться перед ликом Богини в земных одеждах. Облачившись, я воззвала к Ней и некоторое время пребывала в медитации
