времени, а ближайшее, сопутствует действиям неправильным».[114] Он говорит, что те, кто считает страдание благодетельным, а удовольствие вредным, виновны в искажении истины, заставляющем исключение принимать за правило.
Спенсер совмещает свою теорию биологической функции удовольствия с социологической теорией. Он предполагает, что «полное приспособление человеческой природы к требованиям социальной жизни, в конечном счете, должно сделать всякую полезную деятельность доставляющей удовольствие, а деятельность, не согласующуюся с этими требованиями, — лишенной всякого удовольствия».[115] И продолжает, «что удовольствие, сопровождающее пользование средствами для достижения цели, само становится целью».[116]
Концепции Платона, Аристотеля, Спинозы и Спенсера содержат такие общие идеи: 1) субъективное переживание удовольствия само по себе не является достаточным критерием ценности; 2) счастье сопутствует добродетели; 3) можно найти объективный критерий оценки удовольствия. Платон считает критерием истинного удовольствия «хорошего человека»; Аристотель — «назначение человека»; Спиноза, как и Аристотель, — реализацию человеком своей природы путем использования своих сил; Спенсер — биологическую и социальную эволюцию человека.
Указанные теории удовольствия и его роли в этике страдают отсутствием в их построениях достаточных проверенных данных, полученных при помощи четкой техники исследования и наблюдения. Психоанализ своим детальным исследованием бессознательной мотивации и динамики характера заложил основу для такой четкой техники исследования и наблюдения и тем самым позволил нам анализ удовольствия как нормы жизни вывести далеко за традиционные пределы.
Психоанализ поддерживает идею, разделяемую оппонентами гедонистической этики, что субъективное переживание удовлетворения само по себе является обманчивым и недостаточным критерием ценности. Психоаналитическое проникновение в природу мазохистских устремлений подтвердило правильность антигедонистической позиции. Все мазохистские желания можно считать влечениями к тому, что вредит всей личности. В своих наиболее очевидных формах мазохизм представляет собой жажду физической боли и последующее наслаждение ею. Как извращение мазохизм связан с сексуальным возбуждением и его удовлетворением при сознательном желании боли. «Моральный мазохизм» — это влечение к психическому вреду, униженному, подвластному состоянию; обычно такое желание не осознается, но оно рационализируется как преданность, любовь и самоотверженность, или как покорство законам природы, судьбе, другим трансцендентным человеку силам. Психоанализ показывает, как глубоко могут быть подавлены и благопристойно рационализированы мазохистские влечения. Но мазохистские феномены — это лишь наиболее заметный пример бессознательных желаний, являющихся объективно вредными; все неврозы следует понимать как результат бессознательных влечений, имеющих тенденцию наносить вред и препятствовать развитию личности. Жажда того, что вредно, — вот в чем сущность душевного заболевания. Всякий невроз, таким образом, подтверждает, что удовольствие может противоречить действительным интересам человека.
Удовольствие, возникающее от удовлетворения невротических влечений может быть, но не обязательно бывает бессознательным. Мазохистское извращение дает пример сознательного наслаждения невротическим влечением. Садист, находящий удовлетворение в унижении людей или в ничтожном наслаждении накопленными деньгами, может осознавать или не осознавать удовольствие, получаемое им от удовлетворения этого влечения. Будет это удовольствие осознано или подавлено, зависит от двух факторов: от величины тех сил в человеке, какие противостоят его иррациональным влечениям; и от того, до какой степени нравы общества позволяют или запрещают наслаждаться таким удовольствием. Подавление удовольствия может иметь два различных значения; менее полная и более распространенная форма подавления — та, при которой удовольствие воспринимается на уровне сознания, но не в связи с иррациональным влечением как таковым, а скорее в связи с рационализированным его выражением. Скряга, например, может думать, что ему приносит удовлетворение его благоразумная забота о семье; садист может считать, что ему доставляет удовольствие его чувство морального возмущения. Более радикальный тип представляет собой то подавление, где отсутствует осознание какого бы то ни было удовольствия. Многие садисты будут искренне отрицать, что вид униженных ими людей доставляет им какое-то чувство удовольствия. Однако анализ их снов и свободных ассоциаций вскрывает существование такого бессознательного удовольствия.
Страдание и несчастье также могут быть бессознательными, и подавление может облекаться в те же формы, какие только что были указаны относительно удовольствия. Человек может чувствовать себя несчастным или потому, что у него нет такого успеха, какой он хотел бы иметь, или потому, что его здоровье подорвано, или из-за каких-то других внешних жизненных обстоятельств; однако основной причиной его несчастья может быть отсутствие плодотворности, пустота его жизни, неспособность любить или какие-то внутренние дефекты, делающие его несчастным. Он, так сказать, рационализирует свое несчастье, и вследствие этого не понимает его реальной причины. Самый тяжелый случай подавления несчастности имеет место тогда, когда отсутствует всякое ее осознание. В этом случае человек считает, что он вполне счастлив, в действительности будучи неудовлетворенным и несчастным.
Концепция бессознательного счастья и несчастья наталкивается на одно серьезное возражение, состоящее в том, что счастье и несчастье тождественны нашему осознанному чувству счастливости или несчастности, и наслаждаться или страдать, не зная об этом, все равно, что не наслаждаться или не страдать. Этот аргумент имеет не только теоретическое значение. Это аргумент величайшей социальной и этической важности. Если рабы не осознают страдания, причиняемого им их хозяином, как может посторонний человек выступать против рабства во имя счастья человека? Если современный человек такой счастливый, каким мнит себя, не доказывает ли это, что мы создали лучший из всех возможных миров? Достаточно ли иллюзии счастья, или, точнее сказать, не является ли «иллюзия счастья» самопротиворечивым понятием?
Приведенное возражение игнорирует тот факт, что счастье, как и несчастье, это не просто состояние ума. Фактически, счастье и несчастье — это проявления состояния всего организма, всей личности. Счастье соответствует увеличению жизнеспособности, силы чувств и мышления, плодотворности; несчастье способствует ослаблению этих способностей и функций. Счастье и несчастье настолько являются состоянием всей нашей личности, что телесные реакции зачастую в большей степени выражают нашу счастливость или несчастность, чем сознательные чувства. Изможденное лицо, апатичность, вялость, физические симптомы вроде головной боли, или даже более серьезные формы заболевания часто являются проявлениями несчастности, а физическое ощущение здоровья может быть одним из «симптомов» счастья. Да, наше тело менее, чем наш ум, способно обманываться насчет того, счастливы мы или нет, и можно надеяться, что с течением времени в будущем появится возможность судить о наличии и степени счастья человека по результатам анализа химических процессов, происходящих в теле. Более того, наши умственные и эмоциональные способности зависят от того, счастливы мы или нет. От этого зависит острота нашего ума и сила чувств. Несчастье ослабляет и даже парализует все наши психические функции. Счастье усиливает их. Субъективное ощущение счастья, если оно не выражает состояния здоровья всей личности, это не что иное, как иллюзорная мысль об ощущении и не имеет никакого отношения к подлинному счастью.
Удовольствие и счастье, существующие только в голове человека, но не являющиеся состоянием его личности, я предлагаю называть псевдо-удовольствием и псевдо-счастьем. Например, человек предпринимает путешествие и на уровне сознания он счастлив; он может испытывать это чувство уже потому, что именно счастья-то он и ждал от приятного путешествия; а на деле он бессознательно разочарован и несчастлив. Сон может открыть ему истину; или, возможно, позднее он осознает, что его счастье не было настоящим. Во многих ситуациях, где печаль или несчастье предполагаются самой ситуацией и потому испытываются людьми, можно наблюдать псевдо-страдание. Псевдо-удовольствие и псевдо-страдание — это в действительности лишь вымышленные чувства, они являются скорее мыслями о чувствах, чем подлинными эмоциональными переживаниями.
Б. ТИПЫ УДОВОЛЬСТВИЯ
