Тайна соборов

Камиль Фламмарион⁽³⁷⁾[40] рассказывает, что 24 сентября 1871 г. — то есть спустя ровно два века с первого опыта по наблюдению за погодой — он видел такую же статую в подвалах Парижской обсерватории. «Громадное здание времён Людовика XIV, — пишет он, — возносящее балюстраду террасы на высоту двадцати восьми метров, на те же двадцать восемь метров уходит вниз, под землю. На углу одной из подземных галерей бросается в глаза небольшая статуя Девы, поставленная там в 1671 г. В стихотворном тексте, выгравированном у стоп Девы, её именуют Госпожой подземелья (Nostre-Dame de dessoubs terre)». Эта малоизвестная парижская Дева, олицетворяющая таинственный герметический субъект (sujet)^XXII, — по-видимому, копия блаженной подземной Госпожи из Шартра.

Ещё одна подробность, немаловажная для последователей герметизма. Во время крестных ходов в честь чёрных Дев свечи жгли только зелёные^XXIII.

Сами же статуэтки Исиды — те, что не подверглись христианизации, — ещё более редки, чем чёрные Девы. Возможно, причиной тому их глубокая древность. Об одной такой статуэтке — из собора Сент-Этьен в Меце — сообщает Витковски[41]: «Это каменная фигурка Исиды, — пишет он, — высотой 0,43 м и шириной 0,29 м попала сюда из старинного монастыря. В глубину фигурка составляет 0,18 м. Обнажённая грудь Исиды такая плоская, что, перефразируя образное выражение аббата Брантома, „она даёт лишь общее представление о женской груди“. На голове у Исиды — покрывало (couvert d'un voile). Два иссохших соска свисают, как у Дианы Эфесской. Кожа окрашена в красный цвет, облегающая одежда — в чёрный^XXIV. Такие же статуи хранились в Сен-Жермен-де-Пре и в церкви Сент-Этьен в Лионе».

Культ Исиды, египетской Цереры, до сих пор остаётся для нас тайной за семью печатями. Мы знаем лишь, что каждый год в городе Бусирис богиню торжественно чествовали и приносили ей в жертву быка. «После жертвоприношения, — пишет Геродот, — все присутствующие мужчины и женщины — много десятков тысяч — бьют себя в грудь в знак печали. А кого они оплакивают, мне не дозволено говорить»[42]. Греки, так же как и египтяне, хранили полное молчание относительно загадочного культа Цереры, и историки не смогли сообщить нам ничего любопытного. Раскрытие профанам тайн этих практик каралось смертью. Преступлением считалось даже слушать, как эти тайны разглашаются. Вход в храм Цереры, как и в египетское святилище Исиды, был строго-настрого заказан тем, кто не прошёл посвящения. Сохранившиеся сведения о иерархии великих жрецов позволяют тем не менее думать, что мистерии Цереры сходны с мистериями гермеитизма. Мы знаем четыре категории служителей культа: Иерофант (ему было поручено обучать неофитов), Факелоносец, представлявший Солнце, Герольд и Служитель при алтаре, олицетворявшие соответственно планету Меркурий и Луну. В Риме цереалии справляли в течение недели, начиная с 12 апреля. Участники процессии несли яйцо, символ мироздания, и приносили в жертву свиней.

Раньше мы уже говорили, что надписи на представлявшем Исиду камне Джона Ди именовали её матерью богов (mère des dieux). Но так же называли Рею или Кибелу. Исида и Кибела столь схожи, что мы склонны рассматривать их как две персонификации одного и того же начала. Шарль Венсан подтверждает эту точку зрения, описывая барельеф с Кибелой, на протяжении многих веков украшавший наружную стену приходской церкви в Пенне (деп. Буш-дю-Рон). Под барельефом красовалась надпись Matri Deum. «Этот любопытный фрагмент исчез лишь около 1610 г., — пишет Венсан, — но он запечатлён в „Сборнике“ Гроссона (с. 20)». Налицо удивительная аналогия с герметизмом. В Пессинунте, во Фригии, Кибелу почитали в виде чёрного камня, который, как утверждалось, упал с небес. Фидий изобразил богиню на троне между двумя львами, на голове у неё золотая корона с ниспадающим покрывалом. На некоторых изображениях Кибела одной рукой как бы отстраняет покрывало, держа в другой руке ключ. Исида, Церера и Кибела — словно три лица под одним покрывалом.

IX

Покончив с предварительными замечаниями, предпримем теперь герметическое исследование собора, взяв в качестве образца столичный христианский храм — собор Нотр-Дам де Пари.

Задача, что и говорить, не из лёгких. Наше время — не время мессира Бернарда, графа Тревизанского⁽³⁸⁾, не время Захария⁽³⁹⁾ или Фламеля. Годы не пощадили здания, ветер и дождь избороздили его стены глубокими трещинами, однако всё это не идёт ни в какое сравнение с губительными последствиями человеческого безумия. Свой отпечаток — прискорбное свидетельство плебейского гнева — наложили революции. Враг всего прекрасного, вандализм насытил свою ярость, нанеся собору ужасные повреждения, да и реставраторы, пусть из самых лучших побуждений, не всегда сохраняли то, до чего не смогли добраться разрушители.

Некогда к этому великолепному собору вела лестница из одиннадцати ступенек. Отделённый лишь узкой папертью от деревянных домов с их выступающими островерхими крышами, собор, вовсе не будучи массивным, сразу привлекал взор изяществом и дерзостью линий. Сегодня собор осел, и вокруг него образовалось открытое пространство. Поэтому теперь он кажется более громоздким — это впечатление ещё больше усиливается тем, что его портики, колонны и контрфорсы опираются непосредственно на грунт. Земля постепенно засыпала ступени, и те в конце концов совсем исчезли из вида.

В центре пространства, ограниченного с одной стороны величественной базиликой, а с другой — живописным скоплением небольших особняков, украшенных шпицами, гребнями, флюгерами, прореженных ярко раскрашенными магазинами с резными балками и шутовскими вывесками, — особняков с нишами в углах, где красуются Мадонны и святые, с башенками, конусообразными сторожевыми вышками, навесными бойницами по углам, — так вот, посреди этого самого пространства стояла высокая и узкая каменная фигура с книгой в одной руке и со змеёй — в другой. Эта статуя составляла единое целое с монументальным фонтаном, на котором было начертано следующее двустишие:

Qui sitis, huc tendas: desunt si forte liquores,
Pergredere, æternas diva paravit aquas.

Приди сюда, жаждущий: пусть нет воды,
Богиня приготовила для тебя воды вечности[43].

В народе статую звали господином Легри (Monsieur Legris)⁽⁴⁰⁾ или Продавцом огня (Vendeur de gris), а также Великим Постником (Grand Jeûneur) или Постником Нотр-Дама (Jeûneur de Notre-Dame).

Множество разноречивых толкований было дано этим странным именам, да и саму фигуру специалисты ни с кем не могли отождествить. Лучшее объяснение предложил Амеде де Понтьё[44] оно кажется нам тем более достойным внимания, что автор отнюдь не алхимик и рассуждает без предвзятости.

«Перед этим храмом, — говорит он о соборе Нотр-Дам де Пари, — высится обезображенный временем священный монолит. Древние называли его Фебигеном (Phœbigène)[45], сыном Аполлона. Народ нарёк его впоследствии Мастер Пьер (Maître Pierre, т. е. камень), разумея главный Камень, Госпожу Петру (Pierre maîtresse) или камень