Филалет[217], — и магнит влечётся к стали. Так и магнит Мудрецов (aimant des sages) поступает по отношению к их стали. И подобно тому как наша сталь — истинная золотая жила (minière de l’or), наш магнит — истинная жила стали Мудрецов».
И наконец, отметим ещё одну деталь, подтверждающую наше наблюдение, хотя напрямую и не связанную с практической работой: близкое к λεπίς слово λέπορις означало некогда на эолийском диалекте заяц (lièvre, лат. lepus, leporis), откуда необъяснимая на первый взгляд, но имеющая кабалистический смысл заячья губа, налагающая характерную печать на физиономию нашей гномиды (notre gnomide).
Тут самое время остановиться и призадуматься. Через заросли колючего кустарника пробираться становится всё труднее. Мы нутром чуем впереди зияющую пропасть. Нас раздирают сомнения. Разумно ли идти дальше рука об руку с учеником? Пандора с нами, но что хорошего нам от неё ждать? Неосторожно открытый роковой ящик быстро опустел. Нам остаётся только надежда…
На этом месте авторы, которые начали изъясняться туманно, уже когда речь зашла о приготовлении растворителя, и вовсе замолкают. Обходя глубоким молчанием вторую операцию, они с ходу переключаются на третью, то есть на стадию и условия варки. Затем, возвратившись к терминологии, употреблявшейся для первой операции, они как бы внушают неофиту, что обычная ртуть (mercure commun) эквивалентна Ребису (Rebis) или компосту (compost) и, как таковую, её нужно просто обжечь в закрытом сосуде. Филалет, хотя и придерживается той же тактики, заявляет, что восполняет пробел, оставленный его предшественниками. Читая его Introitus, не замечаешь никаких швов, однако зачастую это достигается с помощью ложных ухищрений. В результате лакуна заполняется за счёт столь искусного сцепления истины и лжи, что не замечаешь, где кончается одна и начинается другая. Эта уловка не позволяет отделить плевела от зёрен, отличить добро от зла. Хотя подобные примеры, являющиеся, по сути дела, замаскированной мистификацией, стали правилом, мы их, безусловно, осуждаем. Прибегнув к кабале и символике, вполне можно выразить то, что предназначено для узкого круга людей. Не говоря уже о том, что молчание предпочтительней самой искусной лжи.
Вероятно, столь суровое суждение о части труда знаменитого Адепта вызовет удивление, но многие и до нас адресовали ему те же упрёки. Толлий, Наксагор и особенно Лиможон де Сен-Дидье высказывались против столь коварного приёма, и мы лишь присоединяемся к их точке зрения. Между тем, наша вторая операция сопряжена с самой глубокой тайной; она касается изготовления философского меркурия (mercure philosophique), о чём никогда не сообщалось в открытую. Некоторые в этом случае прибегали к аллегории, загадкам, притчам, но большинство Мастеров просто уклонялось от этого деликатного вопроса. «Правда, есть философы, — пишет Лиможон де Сен- Дидье[218], — которые, изображая откровенность, вводят неофитов в заблуждение, совершенно серьёзно утверждая, что тот, кто не знает, что такое золото Философов, вполне может его обрести, прокаливая обычное золото с Ртутью Философов. Филалет тоже высказывает это мнение. Он утверждает, что Тревизан, Захарий и Фламель следовали тем же путём, добавляя всё же, что это не истинный путь Мудрецов, хотя он и приводит к цели. Однако подобные откровения лишь обманывают тех, кто, следуя Филалету, очисткой (purification) и активацией (animation) обычной ртути попытается получить Ртуть Философов (это очень грубая ошибка, и Филалет утаивает действительную тайну Меркурия Мудрецов). Доверившись слову Адепта, они выполняют чрезвычайно тягостную и абсолютно бессмысленную работу. После долгих трудов, связанных с опасностями, они вместо Ртути, одухотворённой небесной квинтэссенцией получают всё ту же обычную ртуть, но теперь уже с посторонними примесями. Прискорбная ошибка, которая погубила и разорила многих и ещё многих разорит». А между тем, успешно преодолевшие первые препятствия и почерпнувшие живой воды (eau vive) из Источника (Fontaine) обладают ключом, способным отомкнуть двери герметической лаборатории[219]. Если они при этом вступают на ложный путь или топчутся на месте, если их многочисленные попытки не приносят результата, значит, они недостаточно усвоили наше учение. Но отчаиваться не надо. Размышление, изучение и прежде всего пылкая несокрушимая вера привлекут в конце концов к их труду благословение небес. «Ибо истинно говорю вам, — восклицает Иисус (Матф. 17:19), — если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: „перейти отсюда туда“, и она перейдёт; и ничего не будет невозможного для вас». Ибо вера, духовная уверенность в ещё не доказанной истине, предвидение того, что может произойти, — тот факел, который Бог поместил в человеческую душу, чтобы осветить, направить, обучить и возвысить её. Наши чувства часто сбивают нас с толку, вера же никогда не обманывает. «Одна лишь вера, — пишет анонимный Философ[220], — выражает положительную (positive) волю; сомнение выхолащивает человека, а скептицизм приводит к отрицанию. Учёному трудно смириться с тем, чтобы вера опережала знание, но таково общее правило. Природу не переделаешь, даже в угоду им. Она внушает нам веру, доверие к себе, дабы мы удостоились её милости. Признаюсь, я всегда полагал её слишком щедрой, чтобы ставить ей в вину такую её фантазию».
Так пусть ищущие истины узнают, прежде чем входить в расходы, что именно отличает первую Ртуть (premier mercure) от ртути философской (mercure philosophique). Когда отдаёшь себе отчёт в том, что именно ты ищешь, легче выбрать правильное направление. Пусть они знают, что их растворитель (dissolvant) или обычную ртуть (mercure commuri) образует природа (travail de la nature), а ртуть Мудрецов (mercure des sages) — Искусство (production de l’art). В последнем случае, прибегая к естественным законам, Художник заранее определяет, что он хочет получить. Иное дело, обычная ртуть — Бог запретил человеку проникать в тайну её приготовления. Философам неизвестно — и многие признаются в этом, — каким образом исходные вещества при этом взаимодействуют, проникают друг в друга, соединяются, наконец, под покровом темноты (voile de ténèbres), которая с начала до конца укрывает от нас реакцию, приводящую к столь необычному результату. Понятно, почему герметические Философы столь сдержаны, когда дело касается философской ртути (mercure philosophique), все стадии получения которой экспериментатор может без труда понять и провести по своему усмотрению. Способ этот очень прост, хотя и требует определённого времени и усилий (quelque peine[221]). Любой профан, умеющий поддерживать огонь, осуществит эту операцию не хуже опытного алхимика. Она не требует ни особой сноровки, ни профессионального умения, а лишь знания одной любопытной уловки (artifice), secretum secretorum[222], которую люди знающие не раскрывают и, вероятно, никогда не раскроют. Говоря об этой операции, успех которой приводит к философскому Ребису, Жак Ле Тессон[223] упоминает Дамаскина, который во время работы «осматривал комнату, нет ли мух, имея в виду, что несоблюдение строгой тайны могло привести к опасным последствиям».
Прежде чем идти дальше, скажем, что с химической точки зрения эта неизвестная хитрость (artifice inconnu), которую держат в тайне, выглядит совершенно нелепой, несуразной, странной, ибо её необъяснимое влияние противоречит законам официальной науки, обозначая собой развилку, где пути алхимии и химии расходятся. В применении к другим веществам этот способ при тех же условиях даёт неожиданные результаты, приводя к соединениям, обладающим поразительными свойствами. Это единственное в своём роде мощное средство (moyen) позволяет получить множество простых новых веществ (multiples éléments simples nouveaux) и их производных неожиданным, загадочным с точки зрения химии образом. Этому обучать не следует. Если мы, тем не менее, вторглись в запретную область герметики, если отважились на большее, нежели наши предшественники, то лишь потому, что хотели доказать следующее: 1) алхимия — не эмпирический тайный способ изготовления (secret de
