– Можно поесть?
Урза на мгновение прикрыл веки, и глаза его сделались обыкновенными.
– Поесть? Ты же фирексийка, – удивился он.
Ксанча пожала плечами и взглянула на него снизу вверх, словно голодный щенок. Он что-то зашептал, пальцы его засветились неровным светом, и, шагнув к ближайшей стене, Урза погрузил в нее руки по локоть. Казавшаяся раньше твердой, стена расступилась, и шатер наполнился резким горячим запахом. Ксанча помнила этот запах, исходивший от плавильных печей. Отпрянув назад и зажмурившись, она натянула на себя одеяло, как будто оно могло защитить ее. Через несколько мгновений, когда она осмелилась открыть глаза, Ксанча увидела в руках своего спасителя бесформенную дымящуюся массу.
– Хлеб, – сказал он, когда масса остыла.
Ксанча уже видела хлеб в некоторых мирах, куда посылали ее жрецы. То, что протягивал ей сейчас Урза, походило на хлеб и пахло хлебом, но больше напоминало перегретую грязь и на вкус было таким же, но Ксанче приходилось есть и кое-что похуже.
– Еще хочешь?
Она промолчала. Тритоны не знали, что значит хотеть. Они брали то, что могли, что было доступно, а потом ждали, когда появится другая возможность. Не дождавшись ответа, Урза отвернулся от нее, фигура его начала бледнеть, превращаться в тень и вскоре совсем растворилась в воздухе. А через секунду в шатре погас свет.
Каждый мир, в который попадала Ксанча, подчинялся своему собственному ритму. И хотя у нее не было инстинктивного чувства дня и ночи, за долгие годы скитаний она научилась настороженно относиться к темноте.
Когда Урза наконец вернулся, она чувствовала себя совершенно измотанной, потому что ни на минуту не сомкнула глаз: боялась проспать его появление. Собрав все свое мужество, она бросилась через шатер и вцепилась в рукав Мироходца.
– Я здесь не останусь. Где выход? Выпусти меня или убей!
Урза внимательно посмотрел на нее:
– Я кое-что принес. Проглоти это, и я смогу выпустить тебя отсюда.
Раскрыв ладонь, он протянул ей полупрозрачный комочек величиной в половину его кулака.
– Что это?
– Можешь считать это моим подарком. Я вернулся в тот мир, где нашел тебя. Фирексийцы были осторожны, они замели все следы. Но я нашел место, где земля оказалась трансформированной при помощи черной маны. Это подтверждает твои слова. Теперь я могу доверять тебе. Ты именно такая, какой себя считаешь, почти фирексийка, и веришь всему, что тебе говорили, потому что они украли твою память. Ты опасна для других и для себя самой, но не для меня. Я разгадаю их секреты и найду ключ, который по может мне отомстить и за тебя и за брата.
– Я помогу тебе, – сказала Ксанча, готовая в этот момент на что угодно, лишь бы выйти из замкнутого пространства.
Все еще цепляясь за рукав своего спасителя, она потянулась к полупрозрачному комочку, лежащему на ладони Урзы, но тот легко отстранил ее.
– Послушай меня внимательно и попытайся понять. Это не хлеб, это такое… – он замялся, подбирая слова, – изобретение. Когда ты проглотишь его, оно поместится в твоем желудке и преобразуется в кист, своего рода камень, который будет с тобой, пока ты жива. Всякий раз, когда возникнет необходимость переместиться между мирами или остановиться там, где ты не смогла бы выжить, ты будешь произносить небольшое заклинание – я скажу какое – и зевать. После этого кист образует броню, способную защитить твое тело.
– Это значит, что ты сделаешь меня истинной… фирексийкой?
Глаза Урзы сверкнули, и Ксанча почувствовала, как он читает ее мысли о кисте. Конечно, он не мог поверить в то, что тритон Орман-хузра ничего не знает о механизмах и изобретениях. Теперь она не сопротивлялась, и Мироходец, заглянув в ее сознание, увидел Храм Плоти и мечту Ксанчи о посвящении маслом. Из загадочных глаз потекли слезы, особенно сильно из левого, а затем Урза содрогнулся и слезы исчезли.
– Нет, – мрачно проговорил он, – то, что делают в Фирексии, отвратительно. Мой кист будет внутри тебя, потому что там самое подходящее для него место. Но это всего лишь инструмент, не более того, и никогда не станет частью тебя. Я не буду лишать тебя воспоминаний о твоей родине, потому что они могут оказаться полезными для моей мести… – Урза посмотрел в ее глаза и произнес тихо, с расстановкой: – Ты больше НЕ фирексийка.
Кист оказался на ощупь холодным и липким. Желудок Ксанчи запротестовал, и она чуть не выронила странный подарок.
– Глотай целиком! – приказал Урза.
Она поднесла руку ко рту и задержала дыхание. Комок затрепетал и потемнел, но она закрыла глаза и запихала его в рот. Кист застрял в горле, и Ксанче стоило огромных усилий сдержаться, чтобы не выплюнуть его. Наконец подарок камнем лег в желудок и затвердел. Этот мучительный процесс заставил ее повалиться на колени и, обхватив себя руками, пригнуться к земле.
– Все, видишь – ничего страшного! – услышала она голос своего спасителя.
Придя в себя через какое-то время, Ксанча поднялась и проговорила:
– Я готова. – Голос ее звучал странно, видимо кист все же оставил след в ее горле, а во рту ощущался какой-то незнакомый и довольно неприятный вкус.
Удовлетворенно кивнув, Урза продиктовал заклинание, пробуждающее силы киста. Повторяя его, Ксанча почувствовала в желудке давление, а затем рот ее широко раскрылся в непроизвольном зевке и маслянистая жидкость заструилась по всему телу. Не успела девушка испугаться, как Урза схватил её запястье и они начали растворяться в воздухе.
