орального автоматизма. Уплощен позвоночный отдел. Движения в позвоночнике ограничены. Ахилловы рефлексы низки. Рефлексы на руках с обеих сторон одинаковые, патологических рефлексов нет. Коленные рефлексы низкие, ахилловы справа отсутствуют, слева низкие. Заключение: церебральный атеросклероз. Деформирующий спондилоз.
ЭКГ – в пределах нормы.
РЭГ – отмечается значительное снижение амплитуды исследуемых сосудов. Реакции на гипервентиляцию нет, на нитроглицерин – улучшается форма пульсовой волны, но амплитуда не увеличивается. Заключение: умеренно выраженный церебральный атеросклероз. Анализы в пределах нормы.
Локализация ощущений расширилась – в половых органах также появилось чувство постоянного сжимания, в концах ребер ощущения, как будто ребра врезаются в тело и в кость. В заднем проходе как будто «вставлен кол». Не прекращаются боли в позвоночнике.
Явно сузился круг интересов, больной говорит только о своем здоровье, мысли о болезни ни на минуту не покидают его.
Больной продолжает изучать медицинскую литературу и анатомический атлас и пришел к выводу, что у него спондилез, кость давит на нерв и вызывает боль. Просит психиатров помочь уговорить нейрохирургов произвести операцию и отрезать кончики ребер, которые вдавливаются в тело.
На амбулаторных приемах, ожидая своей очереди, наблюдает за другими больными, вступает с ними в разговоры, расспрашивает их о состоянии позвоночника. Пришел к выводу, что источником страданий у всех является позвоночник (из него «исходят все болезни»).
Считает, что поскольку у него «живот плохо работает», то ему вредны растения и витамины, «которые сделаны из растений», наиболее подходящая пища – один из сортов черного хлеба, который «осаждается в желудке и легче переваривается».
Настроение у больного постоянно подавленное, почти без колебаний в течение дня, слезлив. Сон плохой. На ночь принимает пенталгин, тизерцин, эйноктин без определенных дозировок, после чего ощущения уменьшаются и больной засыпает.
За время пребывания в больнице стал заметно медлительнее, замедлилось также мышление, стал допускать грубые ошибки в суждениях. Память ухудшилась, путает даты прошедших событий. Врачам не верит, к их советам не прислушивается.
Соматическое состояние без явной динамики.
Эта история болезни весьма характерна для нашего материала. Наследственность больного отягощена. Несмотря на то что дочь больного никогда не обследовалась и не лечилась у психиатра (причем настороженность и отрицательное отношение к психиатрическому обследованию, а также другие симптомы, видимо, имеют диагностическое значение), нет сомнений в том, что у нее была эндогенная депрессия, протекающая фазами, причем депрессии сопутствовало появление или усиление сенестопатий. Обращает на себя внимание тот факт, что локализация сенестопатий у дочери и отца одинаковая.
В преморбиде больного не удается обнаружить каких-либо характерологических особенностей или хотя бы рудиментарной психопатологической продуктивной симптоматики.
Процесс начался в 59-летнем возрасте с расстройств восприятия. Сначала дифференциация между «реальными», соматически обусловленными болями и сенестопатиями была затруднительной, но со временем, после длительного наблюдения (4 года), сенестопатический характер расстройств не вызывает сомнений – ощущения странные, необычные, с трудом передаются больным, неопределенны по локализации. Намечается тенденция их перехода в тактильные галлюцинации.
Нужно отметить, что, несмотря на наличие соматической патологии (спастический колит, холецистит), больной прежде всего нуждается в психиатрическом лечении, поскольку данные заболевания не имеют подобной картины и подобной динамики течения.
Ощущения у больного за 9 лет претерпели значительную и характерную для психических больных динамику: со временем к сенестопатиям присоединилась депрессия, которая сначала как бы является «психологически адекватной реакцией» на ощущения (реактивным образованием), но с течением болезни становится все более несомненно эндогенной, с суточными колебаниями, присоединяются расстройства сна, тревога, страхи. Отметим, что в 1970 г. улучшение наступило после лечения мелипрамином.
За последние 4 года ипохондрические идеи становятся нелепыми и не поддаются коррекции. Эта особенность ипохондрии скорее объясняется параллельно нарастающей деменцией (со слабостью суждений), чем возникновением бреда. Ипохондрия психопатологически ближе к сверхценной.
В дифференциальной диагностике можно признать, что в происхождении психоза у данного больного играет роль сочетание как эндогенного, так и экзогенного компонентов. («Альтернатива «предрасположение или среда» изжила себя», – как пишет К. Киров [59].) В пользу поздней депрессии в рамках МДП свидетельствуют появление депрессии в пожилом возрасте у преморбидно здорового, синтонного человека с пикническим телосложением, отсутствие изменений личности по шизофреническому типу за период болезни, особенности наследственных данных (депрессия у дочери).
Болезнь развивалась в возрасте, когда появились неглубокие (возрастные) сосудистые изменения, которые сами по себе, как правило, не приводят к подобному статусу и динамике болезни. За время течения болезни полностью отсутствовали реакции экзогенного типа, лишь в последние годы появились черты слабоумия.
Отсутствие тревожно-мнительных черт в преморбиде и интенсивной тревоги в статусе больного помогает дифференцировать шизофрению от инволюционной депрессии в классическом ее понимании.
Следует обратить внимание на такую особенность течения процесса у данного больного: сенестопатии сначала проявляются как моносимптом, но со временем присоединяются и другие психопатологические расстройства – как продуктивные, так и негативные.
Наличие выявляемой соматической патологии само по себе не противоречит наличию сенестопатии в психиатрическом понимании. В данном случае скорее всего можно предположить, что органические
