вернулся домой в 8:30 вечера и увидел труп матери и брата. Он тут же позвонил доктору. Потом он сказал, что трупов работников не видел.
Констебль Олсен отметил про себя, что Вернон как-то четко отмеряет указанное время. В момент внезапной смерти миссис Буер находилась в столовой, где чистила клубнику. Поэтому ее убили раньше сына Фреда. Если бы было наоборот, то она наверняка не осталась бы сидеть в столовой, услышав выстрелы в другой комнате.
«Все это выглядит довольно странно», – подумал констебль. Он машинально опустил руку в мутную воду в раковине, в которой покойная оставила отмокать кастрюлю, и нащупал что-то твердое и острое, – как оказалось, гильзу от винтовки калибра 0,303. Убийца тщательно подобрал все гильзы, а эту просмотрел. Уже улика.
У Буеров не было собственной винтовки. Однако оперативная проверка выявила, что у фермера-соседа была винтовка калибра 0,303, но, как он заявил, «ее недавно украли». Олсен сделал для себя пометку. По данным полицейского местного участка, владелец действительно заявлял о пропаже винтовки. «Не было ли это сделано преднамеренно, чтобы замести следы преступления?» – размышлял Олсен. Сравнение под микроскопом меток от бойка на стреляных гильзах от украденной винтовки с меткой на гильзе, найденной в кухонной раковине, убедило Олсена, что украденное оружие и есть оружие убийцы. «Найди человека, укравшего винтовку, и ты найдешь убийцу», – решил про себя констебль.
Проблема неожиданно осложнилась тем, что Олсен заметил плохо скрываемую неприязнь к себе со стороны Вернона Буера. Время от времени Олсен внезапно оборачивался и ловил на лице молодого Буера либо усмешку, либо затаенную ненависть. Однажды, спустя неделю после убийства, Олсен задал Вернону первый пришедший на ум вопрос:
– Вернон, а почему у тебя нет девушки?
Молодой человек оторопел, но пробормотал:
– Я не люблю девчонок!
Почему он не любил девушек?
Вскоре Олсен узнал, что Вернон ухаживал за хорошенькой девушкой из Маннвилла, но та дала ему от ворот поворот полгода тому назад. При встрече с Олсеном девушка рассказала ему, что миссис Буер наговаривала на нее Вернону и вдалбливала сыну в голову, что она распутная и что сын дурак, если тратит на нее время. Мало-помалу девушка поняла, что Вернон находится под влиянием матери и прислушивается к ее обвинениям, поэтому она попросила его больше с ней не встречаться.
– И после этого вы с ним не встречались?
– Конечно, нет, но он тоже очень переживал. Когда констебль Олсен поставил Вернона перед фактом, что тот возненавидел мать за ее вмешательство и расстройство личных планов сына, Вернон ухмыльнулся, а потом рассмеялся. Олсен повторил свое обвинение и добавил:
– Вы убили свою мать и остальных, чтобы молчали!
Молодой Буер дрогнул:
– А вы нашли винтовку?!
– Нет.
– В таком случае, – очень спокойно заявил молодой человек, – как вы можете кого-нибудь обвинять, особенно меня? Разумеется, вы не дождетесь от меня признания.
Олсен почувствовал, что убийца у него в руках, но как доказать это на суде? Буера забрали в полицейское управление в Эдмонтоне, где опытный инспектор полиции Хенкок предложил Вернону признаться во всем.
– Вы так думаете? – вызывающе рассмеялся Вернон.
День за днем арестованный играл с властями в кошки-мышки. Обвинение можно было построить только на признании Буера, но прошла неделя, а следствие не сдвинулось с места. У полиции оставался только один шанс – вырвать признание у подозреваемого, ведущего себя дьявольски хладнокровно, а для этого нужно было найти винтовку и иметь в руках доказательства.
Инспектор Хенкок почти уже отчаялся, когда случайно прочитал в газете заметку о так называемом парапсихологе Максимилиане Лангснере из Ванкувера, который заявил, что может раскрывать преступления, читая мысли преступников. Чтобы его не засмеяли, Хенкок ни с кем из сослуживцев не поделился своей идеей. Он просто позвонил Лангснеру и попросил его приехать. Когда парапсихолог сошел с поезда, Хенкок увидел перед собой энергичного человека небольшого роста, лет тридцати пяти, похожего на актера Адольфа Менжу. Он протянул руку и представился.
– Вы считаете меня шарлатаном, но обратились ко мне потому, что отчаялись.
Хенкок хмыкнул:
– Не нужно быть прорицателем, чтобы догадаться об этом.
По дороге в участок Лангснер рассказал, что родился в Вене, а на Востоке обучался искусству телепатии. Он заявил, что человеческий мозг в состоянии стресса рассылает сигналы, которые могут перехватить и расшифровать специалисты.
Лангснер сказал, что он сядет где-нибудь около камеры узника, как это уже однажды делал в Берлине, и будет ждать, когда преступник раскроется перед ним, то есть откроет тайны своего мозга.
В Берлине он имел дело с грабителем, спрятавшим украденные драгоценности. В конце концов, мозг выдал сигналы о тайнике. Полиция легко обнаружила его по описанию Лангснера.
Уж не сумасброд ли это? Недобрые предчувствия стали закрадываться в душу Хенкока по мере того, как он слушал словоохотливого болтуна, похвалявшегося своими неимоверными подвигами.
– Дело вот в чем, – поддержал разговор полицейский, – мне нужно знать, что подозреваемый сделал с винтовкой, из которой он убил четверых. Без винтовки мы не можем от него добиться признания, а без признания нет и дела.
– Значит, вы хотите, чтобы я нашел винтовку? Так?
– Совершенно верно.
– Это делается очень просто, сэр. Если винтовка играет такую важную роль для вас, то еще большее значение она имеет для преступника. А если она важна для него, значит, он будет думать о ней. Я перехвачу импульсы его мозга и расшифрую их для вас. В конце концов он расскажет то, что вы хотите от него узнать.
– В конце концов! Что вы хотите этим сказать?!
– Я имею в виду, что рано или поздно он не выдержит и сломается. Поначалу все они суетятся, нервничают, напускают туман, но они знают, что я все равно прочитаю их мысли. А не пора ли нам посетить нашего приятеля? Мне хочется приступить к работе немедленно.
Сразу же после завтрака Лангснер взял из кабинета инспектора Хенкока стул, пронес его по тюремному коридору до камеры Буера, устроился на стуле, опираясь на трость с золотым набалдашником, и уставился на преступника. Через три часа после такого необычного глазения Буер потерял покой. Он не мог больше игнорировать присутствие этого господина, сидевшего напротив его камеры и глазевшего на него, не проронив ни слова! Буер попытался ответить взглядом на взгляд. Потом стал ругаться. А Лангснер просто смотрел.
На исходе четвертого часа Буер вскочил с койки и бросился к зарешеченному окну. По лицу его ручьями стекал пот.
– Я не знаю, кто ты, – закричал он, – но убирайся отсюда, черт тебя возьми, и будь ты проклят! Убирайся, я тебе говорю!
А маленький человек на стуле, словно сыч, продолжал смотреть на Буера, спокойно пуская кольца табачного дыма в направлении обезумевшего от ярости узника.
Подозреваемый в убийстве человек бросился на свою койку и повернулся спиной к своему молчаливому мучителю. Инспектор Хенкок приоткрыл дверь, чтобы посмотреть, как идут дела. Лангснер поспешно нацарапал несколько слов на клочке бумаги, скатал его шариком и щелчком послал записку Хенкоку, чтобы тот смог дотянуться до нее, не выходя в коридор.
В записке было сказано: «Скоро он попадется, как рыба на крючок, не выходите в коридор».
Странная дуэль продолжалась еще сорок минут. Затем Буер медленно поднялся и сел на край постели, повернувшись лицом к Лангснеру. Лангснер ждал именно этого момента, добыча морально выдохлась, мозг был открыт для обследования.
