течение дня. Некоторые из них я старался ему передавать регулярно в условленное время».
Сэр Губерт пишет, что, поскольку он иногда не мог придерживаться обговоренных с Шерманом «встреч», он решил передавать мысли в удобное для него время.
Пропавшего русского летчика Леваневского так и не удалось найти, хотя сэр Губерт пролетел более 40 тысяч миль в ужасных и опасных погодных условиях.
Знаменитый исследователь вел дневник, в котором ежедневно скрупулезно записывал все, что произошло за день. А на расстоянии нескольких тысяч миль впечатления Шермана об этих событиях записывались и регулярно передавались в Колумбийский университет, что также фиксировалось двумя врачами, участвовавшими в эксперименте в качестве наблюдателей.
Познакомьтесь с рассказом сэра Губерта об эксперименте: «Когда наконец мы смогли сравнить наши записи, что же мы установили? Потрясающее количество записанных Шерманом впечатлений о событиях в экспедиции совпадало с моими личными мыслями, действиями и реакцией. Слишком многие из них были точны и соотнесены по времени, чтобы их можно было отнести к разряду угадывания».
Вечером 14 марта 1938 года Шерман писал: «Вы обнаружили трещину в каркасе хвостовой части фюзеляжа, потребуется ремонт». (Правильно, и в дневнике сэра Губерта об этом записано.) «Кажется, вы работаете в полете каким-то ручным насосом. Один двигатель выбрасывает шлейфы черного дыма, неровный глохнущий звук – как будто неполадки в карбюраторе».
Сэр Губерт так говорит об этой последней части сообщения: «Во время дневного полета я переключался с одного топливного бака на другой. Но запоздал с переключением и вынужден был лихорадочно подкачивать топливо вручную, в то время как двигатель дымил и кашлял. Это продолжалось несколько минут, но мысли о случившемся не покидали меня целый день».
Далее в докладе Шермана сообщается, что Уилкинс наблюдает опасное обледенение на крыльях самолета в квадрате 86–115. И это сообщение оказалось правильным и соответствовало записям, но только Шерман ошибся на 45 миль в определении местоположения самолета, находясь на расстоянии трех тысяч миль от него.
Понятно, что сэр Губерт был поражен некоторыми деталями впечатлений Шермана, воспринятых на огромном расстоянии. Это касается и случая, когда знаменитый исследователь, сделавший из-за снежной бури вынужденную посадку 11 ноября 1937 года в Регине, Саскачеван, позаимствовал парадный костюм у своих поклонников и отправился на прием, спешно организованный в его честь местными властями. Костюм оказался маловатым, и Уилкинс едва в него влез, прежде чем отправиться на бал в компании армейских офицеров, полицейских чинов с женами.
«Вы находитесь в компании военных, присутствуют женщины в вечерних платьях. Какой-то официальный прием, важные лица, много разговоров. И вы тоже в вечернем костюме!» – описывал Шерман эту сцену из Нью-Йорка, сидя в кресле с двумя наблюдателями по бокам.
7 декабря 1937 года Шерман писал: «Мне кажется, что я вижу трескучее пламя, разрывающее темноту, – у меня такое впечатление, будто горит дом. И вы видите огонь со своего места на льду. Вокруг него собралась толпа людей. Многие бегут или быстро идут по направлению к пожару. Ужасный холод, леденящий ветер».
Правда или неправда?
Сэр Губерт рассказывал: «Когда я видел огонь на северо-востоке (горела эскимосская яранга в Пойнт- Барроу), Шерман, настроившись на мои мысли, воспринимал тот же самый огонь своим сознанием, находясь в кабинете в Нью-Йорке!»
Вечером 9 декабря, спустя 48 часов после пожара, Шерман записал: «Я вижу вас в школе, вы стоите перед классной доской с мелом в руке. Вы рассказываете и на классной доске иллюстрируете примерами».
В дневнике сэра Губерта под этой же датой содержится запись о том, что он беседовал со школьниками в Пойнт-Барроу и делал на доске зарисовки мелом.
Много было и других примеров, когда записи Шермана совпадали с действительными событиями, в которые был вовлечен Уилкинс и которые он отметил в дневнике. Следует признать, что иногда Шерман вообще не получал никаких сообщений или его записи оказывались неправильными или правильными частично.
Но уже и то замечательно, что он вообще что-то получил.
То, что он получил столько сообщений, соответствовавших сообщениям информатора, ошеломляюще и необъяснимо.
В своих выводах сэр Губерт Уилкинс писал: «Может быть, нам и не удалось доказать, что передача мысли на большие расстояния возможна, но лично я очень доволен, что участвовал в подобном эксперименте, и чувствую, что мы доказали, что этот вопрос стоит того, чтобы на него обратили большое внимание».
Советуем прочесть книгу Г. Т. Шермана «Мысли через пространство».
42. Сны Стивенсона – классика литературы
Роберт Льюис Стивенсон не делал секрета из своей невероятной способности по собственному желанию видеть во сне сюжеты своих рассказов. Он часто рассказывал об этом и, в частности, о том, как это помогало ему в критические моменты литературной карьеры.
У Стивенсона, как и у большинства писателей, был такой период, когда только имени его было недостаточно, чтобы приняли материал. Как раз в такой период он написал короткий рассказ «Попутчик», основанный на теме раздвоения личности. Он послал его издателю, который отказался сразу же его печатать, мотивируя свое решение так: «Вещь задумана неплохо, но сюжет очень слаб».
Писатель перечитал рассказ и признал критику справедливой. Он также признался в собственном бессилии улучшить сюжет и таким образом в течение нескольких недель пребывал в состоянии творческого бессилия, а рассказ в это время пылился на полке. Затем Стивенсон вспомнил о своей способности вызывать сны на остросюжетные темы, в которых он как бы играл роль наблюдателя за разворачивавшимся событием, не знавшего, чем это все закончится. Нельзя ли и сейчас обратиться к этому таланту?
Перед сном Стивенсон еще раз перечитал отвергнутый рассказ. Во сне перед ним развернулась странная драма, которую он, проснувшись, тут же записал. Тема раздвоения личности из короткого рассказа расширилась до фантастического сюжета, получившего мировую известность. Так появилась повесть о докторе Джекиле и мистере Хайде.
43. Трижды повешенный
Кто-то украл небольшой письменный стол, в котором лежала сумка с золотыми и серебряными монетами. Шел 1803 год, и фактически убыток в результате кражи не превышал двухсот долларов, но вор или воры сурово обошлись с подвернувшимся на беду констеблем, и тот скончался от ран.
Полиция города Сиднея стала мстительно преследовать шайку или шайки, и когда подвернулся некий Джозеф Самуэльс, человек с плохой репутацией, у которого в карманах нашли несколько исчезнувших монет, ему тут же пришили дело об убийстве констебля.
Не помогло парню и то, что он представил нескольких свидетелей, подтвердивших, что Самузльс выиграл монеты в одном из игровых притонов. Более того, нашлось множество других свидетелей, утверждавших, что он был пьян в момент кражи и находился на расстоянии нескольких миль от места преступления.
И все же Джозефа Самуэльса вынудили признаться в соучастии в грабеже, и суд тут же обвинил его в убийстве на основании косвенных улик. Короче, он сам сунул шею в петлю, признав себя соучастником грабежа, и тем самым выстроил для себя помост с виселицей за убийство. Самуэльс был приговорен к смертной казни через повешение. Казнь была назначена на сентябрь 1803 года.
Другой соучастник грабежа, Айзек Симмондс, все еще находился под следствием, поскольку полиции не удавалось вытянуть из него какие-либо признания. Перед лицом мрачной перспективы сдержанность его вполне можно было понять. Чтобы заставить его заговорить, начальник полиции прибегнул к уловке, распорядившись доставить Симмондса к месту казни его партнера по преступлению. Утром в день казни Самуэльс, стоя на повозке рядом с виселицей, произнес небольшую речь. Он повторил свое признание в соучастии в грабеже, но отрицал причастность к убийству констебля. На самом же деле, сказал Самуэльс спокойно и без горечи, настоящий убийца находится в толпе. Он доставлен сюда под охраной полиции
