Перехватив драгоценный меч поудобнее, Конан взмахнул рукой и из последних сил метнул его в Хора. Такого поворота событий мальчик-бог не ожидал. Он не успел и пальцем шевельнуть, чтобы спасти себя, как старинный волшебный меч прошил его грудь и отбросил вместе с троном к противоположной стене. Насажанный на острие, он беспомощно извивался, а кровь струйкой сочилась из его рта. Хор попытался встать, но это у него не получилось. Он попытался исчезнуть, вновь рассыпавшись облаком мошкары, но вместо того лишь сделался полупрозрачным, так что сквозь него стали видны камни.
Конан, довольно хмыкнув, разрубил от головы до пояса напавшую на него девчонку.
Внезапно дикий нечеловеческий вой потряс застоявшийся воздух. Хор корчился на острие, и все явственней сквозь человеческую оболочку проявлялась его демоническая сущность. Голова вытянулась на длинной раскачивающейся шее и ощерилась зубастой зеленой пастью. Сломанные крылья за спиной не могли развернуться и лишь жалко трепыхались, размазывая черную смоляную жидкость. Из пасти чудовища вызмеился длинный желтый язык, извивающийся в агонии.
Конан расхохотался.
— Кром! А ты оказывается смертен! Огонь…
Ожившие мертвецы вспыхнули багровым огнем. И в единой вспышке испепелились, превратившись в прах и пепел. С трудом ворочая удлинившимся языком, Хор шипя заговорил:
— Тебе не уйти из этого склепа. Он упокоит нас вместе…
Пасть чудовища распахнулась и исторгла ядовито-зеленое пламя, пронзившее мрак склепа. Струя ударила в потолок, проедая в нем дыру. Конан почувствовал, как крошится камень. Он бросился к выходу, а вослед ему несся гортанный хохот Хора, постепенно переходящий в вой.
Колонны обрушились, засыпая вход, последнюю надежду варвара на спасение. В ярости Конан взвыл и попытался расчистить проход, но все было напрасно. Он обратил свой взор к агонизирующему демону, и той ненависти, которая сочилась из этого взгляда, хватила бы на то, чтобы спалить три сотни подобных тварей.
Хор изрыгнул тонкую струю жидкого пламени, но она не достигла потолка и опала огненным дождем. Он дернулся в последний раз и издох, тело его растеклось гнилью, и по склепу разнеслась жуткая вонь. Конан поморщился в отвращении, и в тот же момент каменный потолок, казавшийся вечным, рухнул вниз.
Тяжелый обломок колонны ударил Конана в висок, и варвар покачнулся, осознавая, что это конец.
Кром! Прими меня в свое царство! — успел прохрипеть варвар, прежде чем потерять сознание.
Снег залепил глаза. С трудом удалось счистить налипшую корку, и осмотреться.
Насколько хватает глаз, кругом равнины — бескрайние ослепительно белоснежные равнины, наполненные смертью и холодом — адским холодом…
Конан поднялся на ноги, отряхнул с одежды оледенелый снег, и сплюнул накопившуюся слюну.
Страшно болела голова, саднил висок, словно ударом обожгло. Прислушавшись к своему телу, Конан сделал первый неуверенный шаг, и продолжил свой путь.
Он помнил все, но теперь, когда вроде бы смерть давно должна была забрать его, а он чудесным образом очнулся живой, все, что произошло с ним в заброшенном городе, стало казаться приснившейся сказкой, обратилось в мираж и рассеялось.
Он больше не верил, что это было в действительности.
Ухмыльнувшись собственному воображению, Конан ускорил шаг, надеясь напасть на след какого- нибудь животного, и насытить мясом бунтующий желудок… а из заплечной сумы выглядывал золотой переплет древнего гримуара, найденного в заброшенном городе.
