Генерал Зия полностью отказался от независимой внешней политики Бхутто и быстро пал в объятия Вашингтона, получив за это значительную военную помощь США.
Но кроме всего этого, самое впечатляющее развитие сектора ядерной энергетики в результате нефтяного кризиса 1974 года произошло в шахском Иране. Шах, который получил свое кресло в результате переворота, организованного британскими и американскими разведывательными службами в 1953 году с целью свержения националистического режима Моссадыка и восстановления «проамериканской» монархии, на протяжении более чем 20 лет казался вполне благодарным получателем американской военной помощи и прочей поддержки. Он даже согласился инициировать призыв Генри Киссинджера к увеличению базовой цены на нефть до 11,65 доллара за баррель на совещании ОПЕК в январе 1974 года.
Но с новыми нефтяными доходами, хлынувшими в казну, шах получил возможность реализовать давнюю мечту. Иран жаждал использовать свое нефтяное богатство для создания одной из самых современных энергетических инфраструктур и развернуть производство атомной энергии, которая могла быть дать электричество и другие энергетические блага всему Ближнему Востоку.
В 1978 году Иран обладал четвертой по масштабу ядерной программой в мире и на тот день крупнейшей среди государств Третьего мира. План шаха предусматривал установку 20 атомных реакторов к 1995 году, которые обеспечивали бы примерно 23 тыс. мегаватт электроэнергии. Шах рассматривал энергию атомных электростанций в качестве рационального средства для диверсификации зависимости Ирана от нефти и как средство противодействия массированному давлению со стороны Вашингтона и Лондона, понуждающих возвращать иранские нефтедоллары «на переработку» в нью-йоркские и лондонские банки.
Основными партнерами по переговорам, на которых шах обсуждал свою ядерную программу, были Германия и Франция. Еще в 1974 году Иран подписал предварительное соглашение с Францией на постройку пяти ядерных реакторов и центра ядерных исследований. В 1975 году оно было расширено до восьми реакторов на общую сумму в 8,6 млрд. долларов. Кроме того, Иран приобрел 10 % в строящемся в Трискатэне французском объекте по обогащению урана и вложил 1 млрд. долларов в его строительство.
В 1976 году Иран подписал еще один контракт с немецкой ядерной фирмой КВЮ на строительство двух реакторов и инфраструктуры на сумму 7,8 млрд. немецких марок, затем, в 1977 году, последовал контракт на поставку еще четырех реакторов на дополнительную сумму 19 млрд. немецких марок. Кроме того, при шахе Иран инвестировал свои капиталы в ключевые европейские промышленные компании, он держал 25 % акций немецкого концерна Круппа, а также имел долю во французских объектах по обогащению урана. Экономические связи между Ираном и континентальной Европой вели к увеличению объемов импорта. США в течение этого периода на фоне строгого режима ядерного нераспространения президента Картера не поддерживали экспорт технологий американских ядерных реакторов, а Вашингтон упорно старался блокировать немецкие и французские сделки. Но безрезультатно.
В связи с нефтяным кризисом 1973 года как в Западной Европе, так и в развивающемся секторе ядерные технологии грозили стать наиболее быстро растущим источником энергетической инфраструктуры, не связанной с нефтью.
В апреле 1975 года на частном собрании в Токио, организованном председателем банка «Чейз Манхэттен» Дэвидом Рокфеллером и основателем Бильдербергского клуба Джорджем У. Боллом, за закрытыми дверями встретилась группа специально отобранных политических деятелей, чтобы обсудить особый проект. Присутствовали председатель банка «С. Г. Варбург» лорд Ролл оф Ипсден и директор Банка Англии. Присутствовал Гор Ормсби Дэвид, лорд Гарлех, который был послом Лондона в Вашингтоне в роковом для Кеннеди 1963 году. Также присутствовал на этих токийских секретных дискуссиях глава банка «Барклайз» сэр Энтони Тьюк вместе с графом Кромером, Джорджем Бэрингом, человеком, который был тесно связан с «Морган Гаранти Траст» в Нью-Йорке и «Ройял Датч Шелл», а также был послом в Вашингтоне во времена киссинджеровского нефтяного шока; именно ему госсекретарь США был признателен за необычайно тесную координацию с Министерством иностранных дел Британии. Присутствовал также на этих судьбоносных токийских переговорах и председатель «Ройял Датч Шелл» Джон Лоудон, который также заседал в Консультативном комитете в банке Дэвида Рокфеллера «Чейз Манхэттен».
Сто или около того влиятельных политиков на апрельском совещании вновь образованной рокфеллеровской Трехсторонней Комиссии беспокоил опасный для англо-американского истеблишмента риск продолжения наступательной внешней политики США по отношению к остальному миру, которая ассоциировалась с государственным секретарем Генри Киссинджером и жесткой линией республиканской администрации. Тактика Киссинджера «разделяй и властвуй» состояла в том, чтобы изолировать одну страну от другой, будь то в Европе, развивающемся секторе или в ОПЕК. Одним из способов было представление ОПЕК злодеем в глазах развивающихся стран, чей экономический рост был уничтожен Бильдербергской политикой нефтяного шока в 1973 году.
К 1975 году его плохо замаскированный «бандитский» подход к международной дипломатии рисковал вызвать сильную международную реакцию. Требовался новый «образ», чтобы продавать миру необходимость сохранения американского господства. Поэтому за полтора года до американских президентских выборов 1976 года, на токийской встрече Трехсторонней Комиссии Дэвид Рокфеллер представлял своим влиятельным международным друзьям человека, который предлагался им как следующий президент Соединенных Штатов. Мало кто из американцев тогда, не говоря уж об иностранцах, вообще когда-либо слышал о мелком фермере из крохотного городка в Джорджии, который предпочитал, чтобы его называли «Джимми» Картер.[82]
После своего дебюта в Токио в 1975 году Картер получил экстраординарную информационную поддержку со стороны средств массовой информации, включая такое издание истеблишмента, как либеральная «Нью-Йорк Таймс», приветствовавшая его как энергичного представителя американского «Нового Юга». В ноябре 1976 года, несмотря на заявления о нарушениях при голосовании, Картер стал президентом.
Картер привел за собой такое большое количество консультантов — членов Трехсторонней Комиссии, что его правление окрестили «Трехсторонним президентством». Не только вице-президент Уолтер Мондэйл, как и Картер, являвшийся членом элитарной тайной Трехсторонней организации, но и советник Картера по национальной безопасности Збигнев Бжезинский, госсекретарь Сайрус Вэнс, министр финансов Майкл Блюменталь, министр обороны Харольд Браун, посол в ООН Эндрю Янг, высшие чиновники Государственного департамента Ричард Купер и Уоррен Кристофер — все они входили в эксклюзивный трехсторонний клуб.
Публичной темой президентства Картера стали «права человека» в странах Третьего мира, «переговоры, а не конфронтация». Он подавал себя как «аутсайдера» в вашингтонском властном истеблишменте, но реальная политика США при Картере с его предварительно сформированной командой должна была поддерживать американский век любой ценой. Под прикрытием риторики о «реформировании старых правил» внешней политики США администрация Картера продолжала базовую англо-американскую неолиберальную мальтузианскую стратегию, начатую в Совете национальной безопасности киссинджеровским Меморандумом 200. Развитие Третьего мира должно быть блокировано, и «пределы роста» постиндустриальной политики должны стать безусловным правилом, чтобы обеспечить гегемонию абсолютной власти доллара. Картеровские «права человека» должны были стать той широкой лазейкой, которая оправдает беспрецедентное американское вмешательство во внутренние дела намеченных для этого стран Третьего мира.
Эта стратегия была обязана потерпеть полную неудачу.
Серьезная проблема возникла в непосредственной связи с нефтяным шоком, который угрожал всему зданию новой англо-американской «нефтедолларовой валютной системы». Уже в 1974 году Комиссия Европейского сообщества предложила центральным банкам стран-членов сообщества использовать для регулирования торгового баланса внутри ЕЭС систему рыночных цен на золото, стоившее тогда порядка 150 долларов за унцию. Это предложение значительно облегчило бы многим европейским странам бремя
