двух разных женщин, он сложил из них картинку, поменяв местами грудь и зад. Приставив к верхней части женского тела нижнюю, фотограф вернул ему изначальную живость. Некоторые сочли это ужасно неприличным. Женщина Молинье прошла через пытку, но наконец-то стала цельной. Ее задница похожа на огромное набухшее сердце — пожалуй, можно сказать, что это одухотворенная задница. Художник назвал свой шедевр очень романтично: «Райский цветок».

Не стоит упускать из виду и такую деталь: в отличие от грудей ягодицы не увенчаны соском. Да в них нет молока, которое можно было бы сосать. Они сухие. Даже «уродливые соски», как их называл Руссо (то есть смотрящие в стороны или вогнутые), задерживают на себе взгляд. Ягодицам этого не дано. Они — просто гладкие склоны, приглашающие, так сказать, «перевалить» через них, и это вполне осуществимо благодаря срединному разлому, бреши, у которой, кстати, тоже есть «пара» в человеческом теле. Не влагалищная щель, нет — та больше похожа на рот, потому что отделяет то, что снаружи, от того, что внутри, — а ложбинка меж грудями. Седалищная борозда — это не совсем щель: скорее, коридор, проход, а в глубине ложбинки между грудями ничего нет, разве что кость. Ягодицы же укрывают подземный колодец, розу из плоти, напряженную, трепещущую. Как бы то ни было, груди или ягодицы, которые словно бы пытаются разбежаться в разные стороны, смешны и даже отвратительны, но как же они милы, когда трутся друг об друга, теснятся, чтобы получше спрятать свои секреты и подчеркнуть красоту.

И до чего же хороша эта щель между ними, когда она едва приоткрыта. Желобок в устье грудей или ягодиц, смущающая душу извилистая линия, изящная выемка на краю опасной бездны. Микеланджело принадлежал к тем, кто уделял внимание не только живому нраву ягодиц, но и бездне, разделяющей полушария щели, вход в которую отмечен темной тенью. А эти уходящие вниз склоны! Между холмами, нежными и плотными, гладкими, как щеки ребенка, пролегает гумус тенистой борозды, опушающей ягодицы. «Волосы, — говорил папа Григорий, — суть зримое доказательство телесных грехов, отягчающих душу». Да уж, судя по всему, у попы очень много грехов! Разве не греховна чернота ануса, черного, как зрачок глаза?

Почему мужчинам так нравятся женские ножки? Причина проста: они признаются себе по секрету, что их привлекает то место, где ножки сходятся вместе. Руки присоединяются к туловищу тем же способом, но они не вырастают, подобно ногам, из чего-то круглого и загадочного. Загадка кроется в плотно сомкнутых половинках круга. Попа — это предчувствие, но не знание. Ягодицы отчасти прикрывают и смягчают тайну. Какую тайну? Тайну происхождения мира. Так называлась знаменитая картина, которую Курбе написал в 1866 году для турецкого посла Халиль Бея, — тот потом приказал спрятать изображение за зимним пейзажем с церковью. Что мы видим на картине? Вульву. Безголовое животное. Великолепную промежность (она наверняка принадлежит прекрасной ирландке Джоанне), достаточно открытую для того, чтобы можно было разглядеть, как складка доходит до самого зада, совершает полный оборот. Скандальность картины заключается в той самой «ангельской расщелине», о которой говорил Мишель Лейрис[52]. В единстве зада и вульвы. В бесконечности щели, которую Пикассо на своих рисунках, датируемых 1968-1972 годами, изображал в виде восклицательного знака, образованного прямой чертой и розочкой ануса.

В «Наблюдателе» Моравиа[53] пишет, что вуайерист выслеживает не только запретное, но и неизвестное. То, как он подглядывает через щель или в приоткрытую дверь «в порыве жгучего любопытства и извращенного желания», очень похоже на научный поиск. Сравните, говорит он, термины «расщепление» и «щель». Опыт, ведущий к открытию ядерной энергии, подразумевает первоначальное «расщепление» — это слово применимо как к атому, так и к женскому половому органу. В обоих случаях происходит открытие (в прямом смысле этого слова, то есть открывание закрытого прежде предмета) важнейшей тайны природы. Эта тайна с незапамятных времен скрывала состав протовещества и происхождение жизни. Не случайно загадочность ягодиц (как и вульвы) связана именно с щелью, причем в случае задницы речь идет об извращенной, иллюзорной, дьявольской тайне, имеющей отношение не к началу, а к концу вещей. Аполлинер в поэме, посвященной Мадлен Паж, называл щель девятыми вратами, самыми таинственными из врат, «вратами колдовства, о котором никто не осмеливается говорить».

ГЛАВА 15. Порка

Изложение истории порки следует начать с уточнения. Слово fessee (порка) во французском языке происходит вовсе не от слова fesse (задница). Глагол fesser (пороть) образован от старофранцузского faisse, fece, а оно, в свою очередь, от латинского fascia: повязка, ленточка, шнур, лифчик, ремень, короче — любые узы, ограничивающие свободу человека. В 1489 году fessee означало порку розгами. И лишь позже, вследствие простого переноса по смежности (ситуация, конечно, тоже изменилась), под словом fessee стали подразумевать любые удары по заднице, причем лучшим инструментом была признана рука. На картине Макса Эрнста «Дева Мария, наказывающая младенца Иисуса в присутствии трех свидетелей: Андре Бретона, Поля Элюара и автора» (1926) рука у Богоматери явно тяжелая. Как пел Готье-Гаргий:[54]

Порите, порите, говорила мать (sic!), Шкурка на попе нарастет опять.

Литтре дал такое определение порки: «удары рукой или розгой по ягодицам». Франс считал порку лучшим способом «вбить добродетель через зад». Хотя рука кажется идеальным инструментом, многие с удовольствием использовали другие средства: крапиву, терновые ветки и кнут. Графиня де Сегюр[55] — она была родом из России и помнила, как там били кнутом мужиков, — обожала это орудие и даже злоупотребляла им. Иллюстратор ее «Хорошенького чертенка» изобразил изысканную сцену порки: многохвостая плетка безжалостно хлещет по попке мальчика в килте. Графиня не возражала против подобного приукрашивания сюжета, хотя сама была весьма лаконична. «Пытка длилась недолго, но была ужасна», — пишет она в главе, повествующей о том, как Мария Петровна, большая любительница порки, сама попадает в руки улыбчивого капитана Исправника. В отличие от Божественного Маркиза, графиня не вдается в детали, она констатирует факты. Но испытываемые унижения и ярость жертв всегда ужасны. Графиня настаивает на том, что порка должна длиться долго, пока палач не обломает розгу о спину жертвы, а исполосованный зад не покраснеет. В книге «Маленькие примерные девочки» читаем, что другие дети, стоя в отдалении, должны слушать «вопли и мольбы маленькой воровки, это им очень полезно». Вот что называется пороть! Некоторые преподаватели (Лейрис[56] писал, что они упиваются поркой) нашли в этом свое призвание: когда-то во всех иезуитских школах и лицеях монахи публично пороли провинившихся учеников. Этих экзекуторов называли братья-поротели. Или задовзбиватели. Как писал Беранже:

И сечь сильней, И бить больней Мы будем ваших малышей![57]

Итак, хотя слова fessee (порка) и fesse (зад) не однокоренные, они определенно очень «привязаны» друг к другу. Пожалуй, это была любовь с первого

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату