оленеводческого стойбища. Это было 1-е стадо. Мы подлетали к 5-ти чумам, стоявшим полукругом. Вокруг каждого из них стояли нарты. Услышав звук вертолета, все обитатели стойбища вышли из чумов и побежали к месту посадки.
Вертолет мягко опустился на тундру. Летчики, не останавливая винта, открыли дверь и выкинули лестницу. Первой вышла Ира, ее мать приняла у нее ребенка и они вместе пошли к чумам. В вертолет ввалился бригадир Начу, высокий, плотного телосложения ненец, с окладистой черной бородой. Его вид впечатляет. Еще в Антипаюте Нина Николаевна рассказывала мне про него. У него самая большая в округе семья, красавица жена и 15 детей. Его бригада — самая лучшая в совхозе «Антипаютинский», в ней больше всего оленей — 10000 голов. Бригадира неоднократно награждали грамотами, премиями и возили на различные мероприятия окружного, областного и даже всесоюзного значения. Говорят, что от этого он даже возгордился. Начу выгрузил несколько мешков с хлебом и два ящика водки. Летчики быстро закрыли дверь, и вертолет снова поднялся в воздух.
Дальнейший полет оказался не долгим. Вскоре вертолет опять пошел на посадку. Это 10-е стадо. Здесь я останусь и поработаю. И здесь вертолет встречали все жители стойбища. Я вышел из вертолета и оттащил подальше свой рюкзак. Ко мне подошли два ненца и поинтересовались, кто я такой и зачем приехал. Объяснил им, что я этнограф, изучаю жизнь и быт ненцев. Рассказать что-то еще из-за шума винта было невозможно.
Особый восторг у встречающих вызвало появление Нины Николаевны. Молодые ненки в суконных ягушках и цветастых платках окружили ее, стали что-то говорить, перекрикивая звук мотора, их лица светились радостью. Мужчина в малице поприветствовал ее, вскинул на плечо ее рюкзак и пошел к ближайшему чуму. Племянница Нины Николаевны вышла из вертолета обнялась с матерью и зашла обратно. Она не могла остаться с родными, в поселке ее ждал маленький сын и работа. Летчики жестами по просили всех отойти от вертолета и полетели в обратный путь.
16.00. На стойбище стоит 3 чума. Нина Николаевна познакомила меня со своим братом Нерчу Ядне, а потом отвела в чум к Владимиру Яптунаю, где я и обосновался. Радушные хозяева пригласили меня пить чай. Меня усадили на шкуры на правой стороне чума. Хозяйка выдвинула на середину низенький столик, поставила на него небольшие пиалы с маслом и сахаром, а также миску с морошкой и голубикой засыпанной сахаром, большим ножом нарезала хлеба. Из выдвижного ящичка стола она достала чашки, блюдца и чайные ложки. Хозяин предложил выпить водки за знакомство. Во время еды хозяйка чума сидела все время молча в стороне, а к столу подходила только, когда муж просил ее подлить нам чаю. Ненцы пьют довольно густой чай, заваривая его прямо в большом чай нике.
После чая мы с хозяином закурили, и он стал не спеша расспрашивать меня о моей работе и жизни в Москве. Уже не в пер вый раз мне приходиться выслушивать от ненцев мнение, что все москвичи живут без забот, у каждого из них есть квартира, машина, хорошая зарплата. Приходится их переубеждать, что далеко не все живут в Москве обеспеченно.
Во время разговора я рассматривал внутреннее убранство чума. Чум поставлен прямо на землю. Посредине, в небольшом уг лублении тлеют угольки костра. Над очагом висит деревянное устройство с отверстиями и с железным крюком для подвешивания котла или чайника. У левой и правой стены чума лежат оленьи шкуры. За очагом установлен вертикальный шест. За ним стоит столик на высоких ножках, где лежит хлеб, пакеты с макаронными изделиями, пачки чая, сигареты и разная мелочь. Чум покрыт брезентом.
Настало время и мне задавать вопросы. Я достал свои тетради и стал составлять родословную этой семьи. Она оказалась не такой большой, потому, что основная масса носителей фамилии Яптунай проживают в Гыданской тундре. Предки этой семьи перекочевали оттуда. Жена Владимира Яптуная из рода Вануйто. С ними живет еще мать Владимира, урожденная Салиндер. У них трое мальчиков и трое девочек. Старший сын Родион сейчас в тундре с оленями. Девочки и младшие сыновья в чуме у Нерчу. Там, Нина Николаевна или как ее здесь называют по-ненецки уважительно Нина-хада — бабушка Нина, раздает подарки. Почти все обитатели стойбища находятся в том или ином родстве с бабушкой Ниной. Ядне одна из самых больших фамилий в антипаютинской тундре.
18.00. Вышел из чума, чтобы немного проветриться. Ко мне сразу же подбежали три небольшие собаки, разной масти и стали вертеться возле меня. Я погладил одну из них, тут же под мою руку подлезла другая. Третья зарычала на первых двух и попыталась отогнать их от меня. Я погладил и ее. Они чуть не передрались между собой. Видимо, ненцы не особенно балуют своих собак лаской.
Постеснявшись спросить, есть ли здесь определенное место, где отправляют нужду, я пошел за ближайшую сопку. Невдалеке увидел Нерчу, который, сняв ремень, подпоясывавший малицу, при сел на корточки. Малица со всех сторон полностью прикрыла его ноги, и понять, чем он занимается, было невозможно. Чуть правее Владимир проделал то же самое. Я пошел дальше, чтобы скрыться от посторонних глаз.
Погода была солнечной и теплой, но дул сильный ветер. Я прошелся по окрестностям, пособирал голубику. Возвращаясь к стойбищу, увидел двух мальчиков лет семи. Одетые в малицы они соревновались в стрельбе из небольших самодельных луков. Один из них что-то почти беспрерывно говорил другому по- ненецки, а второй внимательно его слушал, изредка отвечая, и выполнял все его указания. Так играя и разговаривая, они уходили все дальше от стойбища.
Из чума вышла Нина-хада. Увидев меня, она спросила, как я устроился, и стала рассказывать о своих родственниках и об их жизни в тундре. Я расспросил ее о жителях остальных чумов.
Бригадир Молька Лапсуй со своей семьей жил в среднем чуме. А в нескольких километрах отсюда располагались еще два чума.
Это карантинная часть 10-го стада. Летом олени болеют копыткой, поэтому все большие совхозные стада разделяют на две части, чтобы легче было выявлять и лечить заболевших оленей. Сейчас Молька, Родион Яптунай и Денис Ядне были в стаде. Вме сте с пастухами карантинного стада они занимались лечением и кастрацией оленей.
Во время нашего разговора из чума вышла жена Нерчу в старой суконной ягушке. Она вынесла доску, уперла ее одним концом в землю, натянула на нее шкуру и принялась выскабливать ее железным скребком, вставленным в середину слегка изогнутой палки. Кожа, имевшая желтоватый оттенок, постепенно становилась все белее и белее.
20.00. Незаметно наступил вечер. Я подошел к чуму Яптунаев. Возле чума сидела старшая дочь Владимира Нонна, девушка двадцати лет, и при свете заходящего солнца с увлечением читала какую-то сильно потрепанную книгу.
Из чумового отверстия тянулся дымок. Зайдя внутрь, я при сел на шкуры. В чуме горела керосиновая лампа, прикрепленная к вертикальному шесту. Хозяйка возилась у костра, над которым висел большой котел, а два черных прокопченных чайника стояли прямо на углях. В котле варилось оленье мясо. Через полчаса оно было вынуто и положено в большую миску, а бульон густо заправлен мукой. Хозяйка не говоря ни слова, выдвинула на середину столик, нарезала хлеба и поставила миску с мясом. К столу, подогнув под себя ноги, подсели только мы с Владимиром и мальчики. У каждого ненца имеется свой нож. Я тоже достал свой небольшой перочинный ножик. Каждый взял себе по куску и стал есть, отрезая по маленькому кусочку.
Еще в прошлом году, в Гыде, меня поразило, как ненцы едят мясо. Они зажимают большой кусок зубами и быстрым движени ем ножа снизу вверх отрезают маленький кусочек. Так же ели баранину монголы-скотоводы в фильме Никиты Михалкова «Урга — территория любви». Я попробовал проделать то же самое, но чуть не отрезал себе кончик носа.
Пока мы управлялись с мясом, хозяйка налила нам в чайные чашки похлебку. Чай нам налили в те же чашки, предварительно протерев их насухо мхом, который здесь используют в качестве ветоши. Насытившись, мы прилегли на шкуры, а к столу на пластмассовые ящики из-под водки подсели женщины.
22.00. Настало время укладываться спать. Самые младшие, девятилетний Виктор и семилетний Алексей давно повалились на шкуры и уснули, не снимая малиц, и не дожидаясь, когда разберут постели. Мы с Владимиром вышли на улицу. Минут через десять нас позвали. Шкуры, аккуратно свернутые днем у стенок чума, были теперь расстелены. Мне показали мое место на левой стороне чума и выдали чижи (меховые чулки мехом внутрь), которые ненцы обычно надевают на ночь. Вместо одеяла мне дали женскую
