поскольку пакетов набиралось изрядное количество и ждать очереди на почте приходилось по несколько часов, Троша напряг все свои умственные способности и завел близкое знакомство с сержантом- фельдъегерем при помощи американских сигарет «Кемел», которые получали в составе ежемесячного доппайка работники редакции. Затем, по совету нового приятеля, стал выводить с правой стороны пакетов заветные «00» и, ссылаясь на несуществующее распоряжение майора Евдокимова, выманивал «на минутку» у доверчивой секретарши редакционную печать. И моментально сбывал с рук свой тяжкий груз, выгадывая таким образом время, чтобы шляться по Вене и попадать по своей дурости во всевозможные передряги. Майор Евдокимов самолично много раз вытаскивал подопечного Трошу из комендатур американской, английской и французской зон.
И доигрался: исключили из партии за обман командования и отправили с выговором по служебной линии дослуживать срок в войска.
Теперь в истории с газетными подшивками для меня многое прояснилось. Те обязательные экземпляры «Эстеррайхише цайтунг», которые поступали в Москву обычной служебной почтой, без грифа «Совершенно секретно», регулярно отправлялись из ГлавПУра в Ленинку и исправно занимали положенные им места в подшивках.
Иначе сложилась судьба экземпляров газеты, посланных из редакции в пакетах с проставленным на них исключительно для удобства отправителя гвардии Митрофана шифром в виде двух совершенно секретных нулей.
Либо их из министерства обороны в Ленинку вовсе не отправляли, считая, что тайное сбережется гораздо надежнее в недоступных стенах высшего военного учреждения страны, чем в публичной библиотеке, пусть даже такой, как Ленинка.
Либо же «совершенно секретные» экземпляры «Эстеррайхише цайтунг» в Ленинку все-таки попадали, но только на особые полки спецфондов, навсегда отлученные от подшивок точно таких же газет, не удостоенных Митрофаном высокой чести считаться секретными.
В том или другом случае «секретные» публичные газеты, расходившиеся сорока- или пятидесятитысячными тиражами по всей Австрии, скорее всего были уничтожены при недавней чистке секретных и иных закрытых фондов от всякого ненужного (или, наоборот, очень даже нужного), но нежелательного для огласки мусора.
Вот так и возникли «черные дыры» в подшивках газет, выпускавшихся нашей армией для австрийского населения. За много лет никто из военных и штатских чиновников не дал себе труда хотя 6ы ради любопытства развернуть страницы «совершенно секретных» объектов в виде ежедневных публичных газет и определить, какие же такие великие тайны содержатся в них. В результате ценнейшие неповторимые документы прошлого утеряны для истории навсегда.
...На каком-то этапе своей богатой зигзагами карьеры майор Пронин обронил фразу о том, что практически раскрытию поддается любое, даже самое хитроумное преступление. Кроме, пожалуй, одного: совершенное человеком со слабо выраженными извилинами в мозгу.
История с искалеченными подшивками из Ленинки лишний раз подтверждает: против лопухов, дураков и равнодушных служак бессилен порой даже самый изощренный ум.
СЛОВО О ПОДРАЗДЕЛЕНИИ ИГОРЕВЕ
Я родился весной 1951 года (точной даты не помню) в газете «Защитник Родины» Пятой гвардейской танковой армии под командованием маршала бронетанковых войск М. Е. Катукова.
Родился как газетчик. И сразу в должности корреспондента- организатора.
Тут же после рождения, еще голеньким и неумехоньким, был брошен на дежурство по номеру. Вообще-то должность ответственная, но не в такой газете, как «Защитник Родины». Здесь каждый человек был на своем месте, делал все, что ему положено делать по штату, и еще капельку сверх того. Дежурному оставалось только носиться из редакции в типографию и обратно и следить, чтобы полосы продвигались четко по графику. Даже вылавливание блох не входило в обязанность дежурного. Для этого назначался еще один работник редакции, как правило, из самых ответственных и опытных — свежая голова.
В день моего рождения тоже все шло как по маслу. И вдруг — затор. В типографии. Спрашиваю у выпускающего:
— В чем дело?
— Звонил литовец, — отвечает, — просил газету в штаб ему не носить. Сам сюда заявится.
— Литовец? — удивился я. С чего это вдруг военнослужащего, по всей видимости офицера, называют по национальности?
— Ну, полковник Корсаков. Без его подписи печатать газету не положено.
— Так ведь сам редактор уже подписал и домой уехал: что-то у него там стряслось с дочками.
— Редактор — реактором, а литовец — литовцем. Вот он подпишет, номер даст, штамп поставит, тогда и начнем печатать. А пока — ждем.
Полковник Корсаков, пожилой, представительный, черноволосый, с высоким лбом мыслителя, заявился минут через двадцать.
— Новенький? — мимолетно улыбнулся мне. — Где поселился? Здесь, на поселке? Или в городе?
— В городе. Комната в частном доме на Чангарской.
— О, повезло! Я как раз еду мимо, заброшу. Только вот просмотрю по-быстрому и печать пришлепну.
— А мы, товарищ полковник, с вами, можно сказать, земляки, — сказал я, когда получилась небольшая задержка с последней полосой. — Вы из Литвы, я из Латвии. Соседи.
— Из Литвы? — удивился Корсаков. — Это я из Литвы? Вот уж где никогда в жизни не был!
— Но вы как будто литовец?
— Кто сказал? С рождения чистокровный русак, да еще из самой средней полосы России.
— Странно! А выпускающий говорит — литовец.
— Слушай ты их больше, дуралеев! — нахмурился Корсаков, пытливо стрельнув в меня черными маслинами глаз, — не разыгрываю ли? — Литирую я газету — вот и литовец. Лито, литературный отдел, цензура. Понятно?.. Ты что, впервые в газете?
Вообще-то точный ответ на этот вопрос не так прост, как кажется. Одним «да» или «нет» не отделаешься.
В Будапеште была такая газета «Уй Со». Если перевести на русский — «Новое слово». Издание Красной Армии для населения Венгрии. В Вене соответственно — «Эстеррайхише цайтунг» — «Австрийская газета». В ту и другую я иногда заходил, друзей там у меня было много. В «Эстеррайхише цайтунг» недолгое время даже числился на штатной должности, получал там зарплату. Но работу выполнял совсем для других, далеко не журналистских организаций.
И ни о каких литовцах я ни в той ни в другой газете слыхом не слыхал. Позднее я узнал, что цензура там тоже существовала. Но особого рода: последующая. Вышедшие
