раздался глухой удар, и тут же замяукала сигнализация. Покачиваясь от пережитого напряжения, я добрел до окна и выглянул на улицу: на смятой крыше какой-то иномарки копошился оглушенный падением Отбой. На противоположной стороне улицы соляным столпом застыл Алекс. Судя по выражению его лица, дома меня ждал тяжелый разговор.
«Вороны, опять эти вороны… Что за дурные вести принесли проклятые Аполлоном птицы на сей раз? Какие новые беды предвещают?»
Массивный, с заметной проседью в коротко остриженных волосах мужчина тяжело оперся о балюстраду веранды, наблюдая за дракой траурно-черных птиц во внутреннем дворике. Вороны подпрыгивали, сшибались в воздухе, ругая противника на своем птичьем языке. Бывший деспот Морей передернул плечами — после череды трагедий последних лет он стал недопустимо суеверен. Наверняка вороны просто нашли какой-то съедобный мусор, вот и устроили драку. Возмутительно. Конечно, у него уже не осталось реальной власти, он всего лишь жалкий нахлебник, живущий на подачки Рима, но все же не пристало разводить авгиевы конюшни в своем доме. Нужно наказать управляющего…
За спиной раздались легкие робкие шаги. Прежде чем обернуться, Фома постарался убрать с лица выражение тревоги и раздражения.
Невысокая полная девушка в простом платье, совсем без украшений, склонилась в глубоком поклоне. Помедлила в нерешительности и робко произнесла:
— Отец… Дозволено ли будет мне спросить?
— Спрашивай. — Фома вздохнул, заранее предвидя вопрос. Он давно ждал этого момента, но так и не сумел подготовиться к разговору. В глубине души он надеялся, что сможет отложить его еще хоть ненадолго, но… приходилось признать: Софья давно уже не ребенок и имеет право знать правду.
— Отец! Почему вы так поступаете со мной? Вы не позволяете мне принять предложение ни одного из женихов, которых находит кардинал Виссарион, и не позволяете уйти в монастырь. Зачем мы сидим в этом развратном городе, в этом новом Содоме? Неужели вы сами не видите, что латиняне безумны?! Они были безумны еще до прихода Спасителя — их кровь выродилась и стала жидкой в те времена, когда они правили всем миром. А потом они смешали свою кровь с кровью диких племен — всех этих гуннов, готов и прочих варваров — и сами одичали. Неужели вы не видите, что творится в Риме? Отец Виссарион — кардинал! — делает мне такие намеки, от которых покраснела бы даже кухарка! Кардиналы и епископы, составляющие окружение папы, столь похожи на него лицом, что только глупец не поймет, кто такие на самом деле эти «племянники». А про то, что на папский трон понтифик въехал на «золотом ослике», знают все римские бродяги. Неужели вам не противно и не страшно оставаться здесь? Не страшно за нас — ваших детей? Подумайте об Андрее — знаете ли вы, где он сейчас? Нет? И никто не знает. Моему брату понравился Рим, он становится все более похожим на латинянина. Недавно он сказал мне, что лучше быть богатым римским купцом, чем нищим наследником несуществующей империи…
Софья умолкла, борясь с подступившими слезами. Фома, с каменным лицом выслушав гневный монолог, вздохнул, обнял дочь за плечи.
— Пойдем. Ты уже достаточно взрослая, пора тебе узнать, зачем мы здесь и чего ждем. Я уже стар: Создатель может призвать меня в любой момент, а Андрей слишком молод и глуп, он ценит только внешнее… так что мое дело придется продолжать тебе.
— Не говорите так, отец! Вы проживете еще многие годы!
— Может, и так. Все в руках Господа…
Они спустились в подвал, прошли между полками, заставленными свертками и кульками с различными припасами, между мешками с мукой и бочонками с вином. По подвалу шныряли многочисленные кошки, и Софье казалось, что их мордочки хранят какое-то таинственное выражение. Фома передал дочери масляную лампу, обхватил один из бочонков и рывком сдвинул его в сторону. Под бочонком оказалась крышка люка. Ухватившись за кольцо, Фома откинул ее, открывая уходящую во тьму лестницу.
— Не бойся, здесь неглубоко.
Он первым спустился вниз и помог сойти путающейся в длинном платье Софье. Это тайное отделение подвала оказалось совсем небольшим — одной лампы вполне хватало, чтобы полностью его осветить. Вдоль стен стояли простые деревянные сундуки — без украшений, резьбы или кованых наугольников и петель. Казалось, они вырублены из сплошных деревянных колод. Над головой Софьи раздался шорох: вздрогнув, она обернулась и увидела несколько лазов, из которых выглядывали любопытствующие кошки.
— В городе меня из-за этих кошек ославили блаженным. — Фома усмехнулся и провел рукой по крышке ближайшего сундука, — На самом же деле я просто не могу позволить мышам и крысам прикоснуться к нашему семейному сокровищу…
— Так вы все-таки вывезли ее? — У Софьи захватило дух от понимания того, что находится в сундуках. — Но почему вы скрывали ее все это время?!
— Потому что ты права: латиняне действительно безумны, Рим развращен, ты еще так юна, а Андрей — слабый глупец… Нас бы не оставили в покое и в конце концов нашли бы способ отнять библиотеку. Когда пришлось покидать родину, я отобрал самые ценные книги, и верный человек тайно доставил их в Рим. Все это время мне приходилось изображать при дворе папы жалкого попрошайку, вымогая деньги на содержание семьи, хотя продажа всего нескольких книг из этих сундуков могла обеспечить нам безбедную и независимую жизнь. Но их нельзя продавать, дочка. И не только потому, что об этом сразу узнает Сикст и наложит руку на наше достояние. В этих сундуках — будущее нашего рода. Твое будущее.
— Я не понимаю…
— Ты сокрушалась, что я не позволил тебе выйти замуж по протекции Виссариона. Но кого он предлагал? Забудь о них и не печалься. Ты была бы обречена на прозябание в каком-нибудь княжестве или королевстве, которое можно за день пересечь верхом на хорошем скакуне.
Нет, не такой судьбы желаю я для своей дочери. Ты — наследница Византийской империи, в твоих руках средоточие великой мудрости и величайшая драгоценность этого мира. Я знаю, ты и раньше, будучи ребенком, любила читать. Поэтому хочу, чтобы ты, соблюдая тайну, изучала книги и свитки, что мне удалось привезти с нашей несчастной родины. Я верю, однажды знания, которые ты почерпнешь, возвеличат тебя на удивление всему миру…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Как приятно, когда дома тебя кто-то ждет!
Правда, эта сентенция не относится к полутораметровому жизнерадостному поросенку в черепашьем панцире… ну, в общем, к Ми-ми это точно не относится! Я поморщился, потирая коленку, ушибленную о панцирь чжуполуна.
Помимо чжуполуна в конторе меня ждали Женька и Паштет. Да и то, сказать про эту парочку «ждали», будет некоторым преувеличением. Если сидевшая на диване девчонка все же на секунду оторвалась от ноутбука и приветственно кивнула мне, то кот лишь приоткрыл один глаз, потянулся и, отвернувшись к стене, продолжил спать.
— Что, дружище, — посочувствовал я радостно виляющему хвостом Ми-ми, — не слишком насыщенный выдался день? А почему, скажи на милость, тебя еще не забрали?
— Его хозяин звонил, — ответила за чжуполуна Женя, продолжая смотреть в монитор. — У него какие-то дела и он просил подержать Ми-ми-у нас еще один день… Кстати, постель с утра надо застилать.
— Утром мне было не до того. И вообще, заходить в чужую спальню невежливо! Я так привык жить и…
— Да мне ваще-т по фиг, — прервала мой нравоучительный монолог девчонка. — Просто это чудище забралось на твою кровать и все там изорвало. Белье, одеяло и еще мелочь какую-то.
Я заглянул в свою комнату. М-да…
— Ну и зачем, скажи на милость, ты это сделал?
