Сказать, что друзья госпожи Барановски ввалились толпой, было бы несправедливо — для этого они оказались слишком хорошо воспитаны. Гости входили в гостиную чинно, парами или поодиночке, провожаемые дворецким. Этой чинной реке не было конца, словно на знаменитом балу у Воланда. Постепенно огромная гостиная оказалась заполнена людьми, как столичное метро в час пик. Разве что метро никогда не видело платьев и костюмов такой стоимости. И вся эта ярмарка изысканного портняжного искусства таращилась на нас с паном Замойским. Не скажу за Яна, но лично мне стало как-то не по себе.
— Ах! Дорогие мои! Спасибо вам! Спасибо! — Ева преобразилась. Зовущая энергия сменилась совершенно искренней скорбью и отчаянием, с едва заметной ноткой эротизма. Не видел ни одного сериала с ее участием, но после этого выступления больше не поверю ехидным статьям в таблоидах — Ева великолепно играет!
Между тем актриса точно выверенным движением на мгновение коснулась глаз, словно отгоняя горькие мысли, и с искусственным оживлением продолжила:
— Ах, простите… Присаживайтесь, сейчас подадут напитки.
Я оглянулся — пан Замойский сидел в кресле, в позе полнейшего отчаяния, спрятав лицо в руках.
— Ян, — прошептал я уголком губ, — сейчас не время.
— Почему? — с тоской вопросил преподобный. — Нет, ну почему я не остался в Бангкоке? Нес бы сейчас спокойно Слово Божие тамошним ворам и проституткам.
— Эй! Ну что за снобизм? — попытался я ободрить падре. — Этим ребятам твои проповеди тоже не помешают! По-моему, они ничем не хуже таиландских воров и проституток!
— Знаешь, те стремятся к спасению куда искренней. Особенно, когда получат в глаз!
— М-да… Этих бить, пожалуй, не стоит. Ладно, хватит ныть! Надо работать дальше!
— Три тысячи сверх оговоренной суммы, — был мне ответ. — И больше я в твои авантюры никогда не ввязываюсь.
Скрепя сердце я вынужден был согласиться.
— Ну что ж, тогда отрабатывай эти деньги! — Мне пришлось силой вытаскивать Яна из кресла и вести «в люди». Тут дворецкий очень вовремя вкатил столик с бутылками и фужерами, что несколько примирило падре с ситуацией. После пары стаканчиков виски Ян оживился и уже с откровенным удовольствием беседовал с мужчинами и флиртовал с дамами. Я пробрался к Еве и негромко произнес:
— Знаете, зря вы напоили преподобного.
— Я?! — От удивления Ева даже ограничилась одним словом.
— Ну а кто? — пожал я плечами. — Не могу же я стакан у него из рук вырывать, это будет выглядеть слишком скандально. Вы хоть представляете, как подействует выпивка на человека, который не привычен к спиртному и блюдет пост и воздержание?
— Ох! — Ева перевела испуганный взгляд на падре, явно беспокоясь, не собирается ли тот начать танцевать вприсядку. — Но что же делать?!
— Надо скорее начинать ритуал, пока его не развезло. Я его по-быстрому приведу в чувство в туалете и начнем.
— Да, вы совершенно правы! — Осознав, какой опасности подвергается ее шоу, Ева принялась действовать решительно и расчетливо. Легко подключившись к разговору пана Замойского с какой-то силиконовой блондинкой, она неуловимым движением лишила Яна бокала, посредством извиняющейся улыбки и шага в сторону отрезала священника от растерявшейся «барби» и в следующее мгновение сдала мне его на руки.
— Друзья мои, мне жаль лишать вас общества преподобного Яна, но он должен приступить к… — Ева взяла паузу, и я готов поклясться, что она сдерживала самые натуральные рыдания. Или пыталась вспомнить слово «экзорцизм». Последнее ей не удалось. — …приступить к ритуалу, который спасет мою милую Ариночку!
— Пошли, преподобный, — потянул я падре за рукав. — Сначала в ванную.
— Мне не нужно, я утром мылся, — промямлил тот. — Зачем ты увел меня от этих милых людей?
— Ты их недавно боялся до зубовного скрежета! — попенял я пану Замойскому и, оставив его перед умывальником, выскользнул в коридор. Как я и надеялся, дворецкий немедленно материализовался рядом.
— Мне нужно на кухню…
— Не беспокойтесь, — непередаваемым тоном произнес дворецкий. — Я уже приготовил коктейль для падре.
— Серьезно?! — Я взял бокал из его рук, попробовал. То, что нужно. Пожалуй, мое первое впечатление о дворецком нуждалось в серьезной корректировке. — Спасибо, братан!
Когда я вернулся в ванную, Ян с изумлением разглядывал себя в косметическом зеркале. Не возьмусь даже представить, как искаженное выпуклым стеклом отражение воспринималось его замутненным рассудком, но адскую смесь падре выпил с покорностью агнца. Содрогнулся и молча, не оглядываясь, вышел из ванной. Уже поднимаясь по лестнице на второй этаж особняка, он неожиданно вышел из задумчивого состояния и тихо спросил меня:
— Вик, это ведь мне только показалось? Ведь я здорово пьян, правда? Вот мне и мерещится черт-те что…
— Ну… трудно сказать, — осторожно ответил я. — А что ты видел?
— Знаешь, я ведь не в первый раз так напиваюсь. — Голос Яна заметно дрожал, — Обычно я напиваюсь куда сильнее. Но мне впервые привиделось, что на меня из зеркала смотрит не мое лицо, а некая иная… я бы даже сказал, совершенно противоположная часть моего тела. Может быть, это знак? Может, мне пора завязывать?
Я ничего не ответил — Ян ведь мог обидеться, если я начну смеяться.
Ева ждала нас у дверей детской. Заметно было, что ей сильно не по себе. Мне впервые пришло в голову, что я, возможно, ошибся. Возможно, устраивая из ритуала спектакль со зрителями, Ева делала это не для саморекламы. Она ведь актриса, для нее свет рампы и зрители — как спасательный круг. Сделать из кошмара спектакль о кошмаре для нее означает дистанцироваться от пугающей реальности, превратить ее в нечто привычное и не опасное. Вот почему она стремилась оформить все так, словно мы ставим спектакль — подбор актеров, декорации, зрители…
«Ты, как всегда, поспешно судишь о людях. А потом рвешь на себе волосы из-за этого».
«Ой, вот только не надо мне сейчас лекций по этике читать! — отмахнулся я от Хайши. — И вообще, когда это я последний раз рвал на себе волосы?!»
«Просто будь с ней помягче, Фокс! Она волнуется, ведь там ее дочь!»
«И, кроме того, она нам платит. Ладно, ладно, шучу!»
— Ева, — я постарался, чтобы мой голос звучал ободряюще, — вам не обязательно присутствовать при обряде. Если вам страшно, подождите внизу, с вашими друзьями. Или в другой комнате.
— Я… Спасибо! — Ева благодарно коснулась моей руки. — Но я пойду. Я боюсь, но мне нужно быть там. Арина — моя дочь.
— Хорошо. Что бы ни случилось, не вмешивайтесь. Если станет невыносимо, просто тихо выйдите из комнаты. Помните: мы действуем в интересах вашей дочери.
«Ну ты все-таки подонок! — пронеслось в голове. — Можешь смело идти в политику, у тебя получится!»
«Благородство — роскошь, которую я не могу себе позволить, — возразил я. — В конце концов, если бы я не согласился на этот спектакль, Ева нашла бы другого шарлатана. А я, между прочим, на самом деле решил ее проблему! И заткнись! Мне надо работать!»
Я постучался и, не дожидаясь ответа, шагнул в детскую.
Вот, блин!
Я услышал призрачный смех Хайши.
Две мысли почти одновременно пришли мне в голову. Первая: очень неплохо быть дочерью «звезды»! Я и сам не отказался бы иметь в своем распоряжении комнату, размером со всю нашу квартиру, включая кухню и санузел. Вторая мысль была панической: наше представление обречено на провал! Дизайн детской являл полную копию «домика Барби». Абсолютно все здесь было в розовых тонах. Знаю одно: ни один
