боду» греческих полисов римское правительство понимало только в смысле свободы от податей, иностранных гарнизонов и навязанных извне законов. Но оно сохранило высший контроль над политической жизнью Греции. Комиссия десяти во главе с Фламинином начала перекраивать политическую карту Балканского полуострова в пользу своих союзников, не считаясь с желанием тех, кого насильно присоединяли к ахейскому или этолийскому союзам или подчиняли династам Греции и Малой Азии. Да и свободу от римских гарнизонов греки получили не сразу. На первых порах римляне заняли своими отрядами важнейшие стратегические центры — Коринф, Халкиду, Эретрию и др. Только летом 194 г. они были очищены от римских гарнизонов главным образом благодаря настоянию Фламинина, указывавшего на недовольство греков столь длительной оккупацией.
Война с Антиохом
Медлительность, с которой римляне эвакуировали свои войска из Греции, вполне понятна: она объяснялась страхом перед Антиохом, который в 196 г. находился уже на фракийском побережье, т. е. в угрожающей близости к Греции. За время Македонской войны Антиох колоссально расширил свои владения. Он окончательно захватил Южную Сирию, завладел египетскими землями на южном берегу Малой Азии, занял Эфес, Абидос, перешел Геллеспонт и завладел фракийскими приморскими городами, раньше принадлежавшими Египту, а потом захваченными Филиппом. Фактически эти захваты означали чрезвычайно опасный на взгляд римского сената рост сирийского могущества (хотя, по-видимому, Антиох вовсе не собирался вмешиваться в европейские дела, стремясь только восстановить монархию Селевкидов в ее прежнем объеме), формально же они противоречили принципам, положенным в основу мирного дого вора 197/96 г.
Осенью 196 г. римское посольство явилось к Антиоху, который находился тогда во Фракии. Непосредственным поводом к этому были жалобы некоторых вольных городов Малой Азии[186]. Послы указали Антиоху, что Рим никак не может признать его захватнической политики: «Смешно, в самом деле, говорил Луций[187], что Антиох явился после войны, которую вели римляне против Филиппа, и присвоил себе плоды победы. Он убеждал также царя оставить неприкосновенными вольные города, а в заключение сказал, что не понимает, с какими целями царь совершил переправу в Европу во главе столь многочисленных сухопутных и морских сил. Сообразительному человеку остается единственная догадка, что царь собирается напасть на римлян»[188].
Антиох в ответ сказал, что, во-первых, ему непонятно, на чем, собственно, основываются притязания римлян на города Малой Азии. Он думает, что прав на эти города у них меньше, чем у какого-нибудь другого народа; во-вторых, он просит римлян не вмешиваться в дела Азии, как он не вмешивается в дела Италии. Что же касается его появления в Европе с военными силами, то он переправился туда только затем, чтобы вернуть себе владения своих предков: Херсонес[189] и города фракийского побережья.
Переговоры прервались, не дав никаких результатов, кроме взаимного отчуждения. Это была первая серьезная трещина в отношениях между Антиохом и Римом. Скоро эта трещина превратилась в пропасть. В 197 г. умер Аттал I Пергамский, старый друг Антиоха и союзник римлян, который своим личным влиянием сглаживал многие шероховатости. Преемником Аттала явился его сын Эвмен II. Не связанный личными отношениями с Антиохом, он с тем большей тревогой смотрел на неуклонный рост его державы, грозившей в конце концов поглотить и Пергам. Поэтому Эвмен еще теснее сблизился с римлянами и стал горячим пропагандистом их войны с Сирией.
В 195 г. при дворе Антиоха появился Ганнибал. За год до этого он был избран на пост суфета народным движением, вызванным преступным хозяйничаньем карфагенской олигархии в послевоенные годы. Со свойственной ему энергией и ясным пониманием дела Ганнибал провел ряд важных реформ, имеющих целью оздоровить прогнивший государственный строй Карфагена. Так, им был реорганизован Совет 104 на принципе ежегодной выборности и проведена широкая финансовая реформа. Эти меры встретили бешеное сопротивление карфагенской олигархии, терявшей почву под ногами. Не надеясь справиться с Ганнибалом собственными силами, антибаркидская партия донесла своим друзьям в Рим, что Ганнибал находится в сношениях с Антиохом и подготавливает новую войну против Рима. Для сената это было желанным предлогом отделаться от своего врага. В 195 г. в Карфаген прибыли три римских посла. Официальной целью их приезда было урегулирование отношений между Карфагеном и Масиниссой. Но Ганнибал хорошо знал, что дело идет о его выдаче. Он не надеялся спастись, оставаясь в Карфагене. Ночью Ганнибал тайно бежал из города в сопровождении двух адъютантов, сел на корабль и прибыл в Тир, а оттуда — в Эфес, где и встретился с Антиохом. Сирийский царь принял прославленного полководца с большим почетом. Этот факт, казалось, подтвердил все самые худшие опасения Рима.
Таким образом, международная обстановка снова стала напряженной. Однако ни римляне, ни Антиох не торопились форсировать события. Антиох хорошо понимал, с каким противником ему придется иметь дело, а римляне были заняты в это время подавлением восстания в Испании, поэтому дело ограничивалось пока только дипломатическими переговорами. Основное требование римлян сводилось к тому, чтобы Антиох ушел из Европы. Под этим условием они готовы были даже предоставить ему свободу действий в Азии. Но Антиох не желал на это пойти. Война неотвратимо надвигалась.
Поводом к ней послужили события в Греции. Медовый месяц греческой «свободы» давно прошел. Хотя римские войска уже два года как были эвакуированы, тяжелая рука Рима не стала от этого легче. Римский сенат проводил в Греции ту же политику, какой он всегда придерживался по отношению к союзным, зависимым или опекаемым государствам: поддерживать в них дружественные Риму группировки, причем, как правило, ими являлись наиболее богатые слои населения. И в Греции ставка Рима была не на демократию, а на олигархию, на «оптиматов». В городах Фессалии, например, Фламинин вводил тимократический строй. Естественно, что это вызывало глубокое недовольство среди демократически настроенных, т. е. наименее обеспеченных кругов. Греция уже давно была охвачена длительным экономическим и социальным кризисом, который усилился благодаря Македонским войнам. Полибий и Плутарх нарисовали безотрадную картину положения вещей в Спарте, Этолии, Беотии и других областях Греции. Разорение средних слоев населения, задолженность, колоссальный рост голодного люмпен- пролетариата, коррупция государственного аппарата, одичание нравов — таково было положение вещей в значительной части Балканского полуострова. В этой обстановке вспыхивают острые социальные конфликты: доведенные до отчаяния массы поднимаются под старыми лозунгами уничтожения долгов и передела земли, избивают богачей и пускают в раздел их имущество, часто — вместе с женами и детьми. Тирания Набиса в Спарте (206—192 гг.) служит ярким примером диктатуры общественных низов: люмпен- пролетариев, наемников, рабов и пиратов.
Римляне в этих конфликтах неизменно принимали сторону имущих, во всяком случае, с того момента, как разбили Филиппа. До победы над Филиппом Фламинин, ища себе опоры в Греции, не постеснялся вступить в союз даже с Набисом. Но сразу после окончания войны римляне выступили против спартанского диктатора вместе с ахеянами и Пергамом. Набис после отчаянного сопротивления был побежден. Он сохранил на некоторое время свою власть, но должен был отдать часть территории.
Тем сильнее было разочарование широких народных масс в Греции. Особенное недовольство римлянами проявлялось в Этолии. Этоляне, которым Фламинин в значительной степени был обязан победой над Филиппом, лишь скрепя сердце признали мир 197/96 г. Они мечтали о полном уничтожении Македонии, своего наследственного врага, а вместо этого получили только то, что потеряли в Первой Македонской войне, поэтому с самого начала этоляне находились в резкой оппозиции к римлянам. Постановление сената об освобождении Греции они называли пустыми словами и говорили, что совершается не освобождение Греции, а лишь смена господ. Дальнейшее развитие событий показало, что этоляне были правы.
Единственной силой, которую можно было бы противопоставить римлянам на Балканском полуострове, оставался только Антиох. Поэтому все оппозиционные элементы в Греции к концу 90-х гг. начинают обра щать свои взоры к сирийскому царю, ожидая, что он станет, наконец, истинным освободителем Греции. У бедноты это связывалось с утопическими мечтами о том, что Антиох установит справедливый социальный
