История Рима (с иллюстрациями)

Сулла увеличил количество преторов до 8, квесторов — до 20, что вы­зывалось растущей потребностью государства в административном аппа­рате. Бывшие квесторы механически становились членами сената. Так как при этом сенаторы были объявлены несменяемыми, тем самым отпадала одна из важнейших функций цензоров — пополнение сената. Хозяйствен­ные обязанности цензоров передавались консулам, и таким образом цен­зура фактически упразднялась.

Конституционные реформы Суллы формально преследовали цель вос­становить господство аристократии. Естественно поэтому, что сенат был им поставлен во главе государства. Все старые права и прерогативы сена­та восстанавливались. В частности, судебный закон Гая Гракха был отме­нен и суды снова переданы сенаторам. Постоянные комиссии уголовных судов были значительно улучшены и число их увеличено. Однако в духе реформы Друза количество сенаторов было пополнено путем выбора по трибам 300 новых членов из всаднического сословия. Фактически избран­ными оказались младшие сыновья сенаторов, сулланские офицеры и «но­вые люди», вынырнувшие на поверхность политической жизни во время последнего переворота. Таким путем было положено начало формирова­нию новой знати, которая должна была служить опорой сулланского по­рядка. Под флагом реставрации сенаторской республики Сулла укреплял свою личную диктатуру.

Среди мероприятий Суллы нужно особенно отметить административ­ное устройство Италии. Это была одна из наиболее прочных и прогрес­сивных его реформ. Здесь Сулла юридически оформил то положение ве­щей, которое создалось в результате Союзнической войны. Сулла сдер­жал свое обещание, данное в послании сенату: новые граждане из италиков сохранили все свои права вплоть до равномерного распределения по всем 35 трибам. Теперь, при ослаблении демократии, это ничем не угрожало новому порядку. В связи с этим Сулла точно определил границы Италии в собственном смысле слова. Северной границей ее должна была служить маленькая р. Рубикон, впадавшая в Адриатическое море к северу от Аримина. Часть современной Италии, лежавшая между Рубиконом и Альпа­ми, образовала провинцию Цизальпинская Галлия. Она была разбита на крупные городские территории, к которым в транспаданской части были приписаны галльские племена. Собственно Италия была разделена на не­большие муниципальные территории с правом самоуправления. Многие италийские города, на землях которых Сулла расселил своих ветеранов, были переименованы в гражданские колонии. Сулла реформировал также в известной мере налоговую систему в провинциях, частично уничтожив откупа в Азии, что должно было ослабить всадников.

Диктаторские полномочия Суллы являлись бессрочными. Но уже в 80 г. он, не слагая этих полномочий, принял звание консула (его коллегой был Метелл), а на 79 г. отказался от повторного избрания. Вскоре после того, как новые консулы 79 г.[290] вступили в исполнение своих обязанностей, Сул­ла созвал народное собрание и заявил, что он слагает с себя диктаторские полномочия. Он распустил ликторов, стражу и сказал, что готов дать от­чет в своей деятельности, если кто-нибудь этого пожелает. Все молчали. Тогда Сулла сошел с трибуны и в сопровождении самых близких друзей отправился домой.

«Когда он возвращался домой, лишь один мальчик стал упрекать Суллу, и так как мальчика никто не сдерживал, он смело дошел с Суллой до его дома и по пути продолжал ругать его. И Сулла, распаляв­шийся гневом на высокопоставленных людей, на целые города, спо­койно выносил ругань мальчика. Только при входе в дом он созна­тельно или случайно произнес пророческие слова о будущем: 'Этот мальчик послужит помехою для всякого другого человека, обладаю­щего такою властью, какою обладал я, слагать ее'» (Аппиан. Граж­данские войны, I, 104, пер. С. А. Жебелева).

Вскоре после этой сцены Сулла уехал в свое кампанское поместье. Хотя он почти не занимался государственными делами, предпочитая удить рыбу и писать мемуары, фактически его влияние продолжалось до самой смер­ти, последовавшей в 78 г. от какой-то болезни. Сулла умер 60 лет от роду. Государство устроило ему необычайные по своей пышности похороны.

Неожиданный отказ от власти всемогущего диктатора служил и еще продолжает служить предметом бесчисленных догадок и предположений. Однако, если подойти к делу не только с субъективно- психологической точки зрения, поступок Суллы перестанет казаться таким непонятным. Конечно, психологические мотивы могли играть здесь довольно большую роль. Сулла был стар, пресыщен жизнью; возможно, что уже давно он стра­дал какой-то тяжелой неизлечимой болезнью (в источниках есть на это указания). Однако не это, по-видимому, явилось решающим мотивом. Сулла, с его широким умом, огромным административным опытом, не мог не понимать, что установленный им порядок непрочен. Он прекрасно видел, сколько людей затаило против него страстную ненависть и ждет только удобного момента, чтобы подняться против всей его системы. Он ясно сознавал всю слабость той социальной базы, на которую опирался. И он предпочел добровольно уйти от власти в тот момент, когда она достигла своего апогея, чем ждать, когда рухнет построенное им здание и похоро­нит его под своими развалинами.

Историческая роль Суллы была велика. Каковы бы ни были его субъек­тивные цели, объективно именно он заложил основы той государственной системы, которую впоследствии расширил и укрепил Цезарь и которую мы называем империей. Принцип постоянной военной диктатуры при со­хранении республиканской формы, уничтожение демократии, ослабление сената при его внешнем укреплении, улучшение административного и су­дебного аппаратов, расширение прав гражданства, муниципальное устрой­ство Италии — все эти меры впоследствии вновь появятся в деятельности преемников Суллы и войдут органической составной частью в государствен­ное устройство Рима.

Многие историки обращались к исследованию жизни и деятельности Суллы. Однако до сих пор точка зрения Т. Моммзена остается одной из самых популярных, чему во многом способствует потрясающая по выразительности характеристика, данная немецким ученым диктату­ре Суллы. Он, в частности, пишет: «Потомство не оценило по досто­инству ни личности Суллы, ни его реформ; оно несправедливо к лю­дям, идущим против потока времени. В действительности же Сулла — одно из поразительнейших явлений в истории, пожалуй, единствен­ное в своем роде... Законы Суллы — не творение политического ге­ния, каким были, например, учреждения Гракха или Цезаря. В них нет ни одной новой политической мысли, как это, впрочем, характерно для всякой реставрации... Однако следует помнить, что Сулла ответ­ственен за свою реставрацию в гораздо меньшей мере, чем римская аристократия, которая в течение целых столетий была правящей кли­кой и с каждым годом все более погружалась в старческую дряблость и ожесточение. Все бесцветное в этой реставрации, а также все зло­действа ее шли от римской аристократии... Сулла же, говоря словами поэта, был здесь лишь топором палача, который бессознательно сле­дует за сознательной волей. Сулла исполнил эту роль с удивитель­ным, можно сказать, демоническим совершенством. Но в рамках этой роли его деятельность была не только грандиозной, но и полезной. Никогда еще аристократия, павшая столь глубоко и падавшая все глуб­же, не находила себе такого защитника, каким был Сулла для тогдаш­ней римской аристократии, — защитника, который желал и умел слу­жить ей одинаково мечом и пером, в качестве полководца и законода­теля, и не помышлял при этом о своей личной власти... Не только аристократия, но и вся страна обязана была Сулле боль­ше, чем признавало потомство... В течение более чем полустолетия могущество Рима падало, и в городах царила постоянная анархия. Ибо правление сената при гракховских учреждениях было анархи­ей, и еще большей анархией было правление Цинны и Карбона. Это было самое смутное, самое невыносимое, самое безвыходное поли­тическое положение, какое только можно себе представить, действи­тельно начало конца. Без преувеличения можно сказать, что давно расшатанная Римская республика неизбежно рухнула бы, если бы Сулла не спас ее своим вмешательством в Азии и Италии. Конечно, режим Суллы оказался столь же непродолжительным, как режим Кромвеля, и нетрудно было видеть, что здание, возведенное Суллой, не прочно. Но надо помнить, что без Суллы поток наверное унес бы не только здание, но и самое место стройки... Государственный муж не станет преуменьшать значение эфемерной реставрации Суллы; он не отнесется к ней презрительно... Он будет восхищаться пра­вильно задуманной и в общем, и в целом последовательно проведен­ной среди невыразимых трудностей реорганизацией Римской респуб­лики. Спасителя Рима, который завершил дело объединения Италии, он оценит ниже Кромвеля, но все же поставит его рядом с Кромве­лем» (Моммзен Т. История Рима. Т. II. М., 1937. С. 345—351).