Локры и снова привели к покорности перешедшие на сторону Пирра племена луканов и самнитов. Но появление Пирра заставило их отступить. Опираясь по-прежнему на Тарент как на свою главную базу, царь двинулся на север, собрав все свои наличные силы. При Беневенте в Самнии произошла его последняя битва в Италии (275 г.). Римлянами командовал консул Маний Курий Дентат, герой Третьей Самнитской войны. Второй консул шел к нему на помощь из Лукании, но не успел прибыть вовремя. Пирр, стремясь раньше римлян занять лучшую позицию, предпринял ночной марш, но сбился в темноте и тем самым дал возможность Манию Курию развернуть свои силы. Слоны на этот раз сыграли для Пирра роковую роль: испуганные римскими стрелками, прикрывавшими лагерь, они бросились на свои же войска и привели их в замешательство. Римляне захватили лагерь Пирра, более 1 тыс. пленных и четырех слонов, появление которых в Риме, никогда их не видавшем, произвело необычайную сенсацию.
Пирр, зная о приближении второго консула, отступил в Тарент. Не имея ни денег, ни войск, получив отказ в материальной помощи со стороны эллинистических монархов, субсидировавших его италийскую экспедицию, Пирр потерял всякую охоту дольше оставаться в Италии. Осенью 275 г. с остатками своих войск он покинул негостеприимный полуостров и переправился в Грецию, оставив в Таренте гарнизон и утешая своих испуганных союзников обещанием скоро вернуться. Впрочем, никто ему больше не верил... Три года спустя Пирр бесславно кончил свои дни в уличной схватке в Аргосе (272 г.).
Победа никому неведомого варварского народа над прославленным полководцем обратила внимание на Рим всего тогдашнего культурного мира. Выражением этого внимания было, например, посольство, которое в 273 г. отправил в Рим самый могущественный монарх эллинистического Востока — Птолемей Филадельф. Пирр проиграл кампанию в Италии не только из-за своих личных качеств, исключавших возможность для него вести спокойную и выдержанную политику, но и из-за разнородности тех сил, на которые он опирался. Разношерстные наемные войска, раздираемые противоречиями греческие полисы Италии и Сицилии, полуварварские племена Южной Италии — эта база была весьма далека от монолитности. А против себя Пирр имел молодое, но уже сильное государство, к началу III в. ликвидировавшее все наиболее острые внутренние противоречия и объединившее значительную часть Италии. В течение более чем двух столетий войн сложилась римская военная организация, превосходившая македонскую, образовалась римская военная школа и выросли стойкие и опытные войсковые кадры. Рим незаметно для современников пре вратился в крупнейшую державу.
В начале III в. впервые столкнулись интересы Римской республики и эллинистического мира. И уже из первого столкновения Рим вышел победителем. А ведь римлянам противостоял далеко не самый слабый противник, более того, один из самых талантливых полководцев древнего мира — эпирский царь Пирр. Плутарх выбрал Пирра в качестве героя одной из своих биографий. Характеризуя царя, Плутарх отмечает: «Лицо у Пирра было царственное, но выражение лица скорее пугающее, нежели величавое. Зубы у него не отделялись друг от друга: вся верхняя челюсть состояла из одной сплошной кости, а промежутки между зубами были намечены лишь тоненькими бороздками. Верили, что Пирр может доставить облегчение страдающим болезнью селезенки, стоит ему только принести в жертву белого петуха и его правой лапкой несколько раз легонько надавить на живот лежащего навзничь больного. И ни один человек, даже самый бедный и незнатный, не встречал у него отказа, если просил о таком лечении: Пирр брал петуха и приносил его в жертву, и такая просьба была для него самым приятным даром. Говорят еще, что большой палец одной его ноги обладал сверхъестественными свойствами, так что, когда после его кончины все тело сгорело на погребальном костре, этот палец был найден целым и невредимым» (Пирр, 3). И далее Плутарх пишет: «О нем много говорили и считали, что внешностью своей и быстротой движений он напоминает Александра, а видя его силу и натиск в бою, все думали, будто перед ними — тень Александра или его подобие, и если остальные цари доказывали свое сходство с Александром лишь пурпурным облачением, свитой, наклоном головы да высокомерным тоном, то Пирр доказал его с оружием в руках. О его познаниях и способностях в военном деле можно судить по сочинениям на эту тему, которые он оставил. Рассказывают, что на вопрос, кого он считает лучшим полководцем, Антигон ответил (говоря лишь о своих современниках): «Пирра, если он доживет до старости». А Ганнибал утверждал, что опытом и талантом Пирр превосходит вообще всех полководцев, второе место отводил Сципиону, а третье — себе... К приближенным Пирр был благосклонен, не гневлив и всегда готов немедля оказать друзьям благодеяние... Как-то раз уличили юношей, поносивших его во время попойки, и Пирр спросил, правда ли, что они вели такие разговоры. Один из них ответил: 'Все правда, царь. Мы бы еще больше наговорили, если бы у нас было побольше вина'. Пирр рассмеялся и всех отпустил» (Пирр, 8, пер. С. А. Ошерова). Приглашение Тарента явилось для Пирра как нельзя кстати: нако нец он мог приступить к осуществлению давней мечты — создать на Западе свою державу, подобную Александровой на Востоке. Вначале успех сопутствовал ему: римляне потерпели поражение при Гераклее, и сенат готов был заключить выгодный для Пирра мир. Лишь в последний момент сенаторы передумали, пристыженные и вдохновленные пламенной речью Аппия Клавдия Цека. Этот эпизод подробно описал в биографии Пирра Плутарх: «Тем временем о царском посольстве узнал Аппий Клавдий. Прославленный муж, он по старости и слепоте оставил государственную деятельность, но когда распространились слухи, что сенат собирается принять решение о перемирии, не выдержал и приказал рабам нести его на носилках через форум в курию. У дверей его окружили сыновья и зятья и ввели в зал; сенат встретил его почтительным молчанием. А он, тотчас же взяв слово, сказал: 'До сих пор, римляне, я никак не мог прими риться с потерею зрения, но теперь, слыша ваши совещания и решения, которые обращают в ничто славу римлян, я жалею, что только слеп, а не глух. Где же те слова, которые вы всем и повсюду твердите и повторяете, слова о том, что если бы пришел в Италию великий Александр и встретился бы с нами, когда мы были юны, или с нашими отцами, которые были тогда в расцвете сил, то не прославляли бы теперь его непобедимость, но своим бегством или гибелью он возвысил бы славу римлян? Вы доказали, что все это было болтовней, пустым бахвальством! Вы боитесь молоссов и хаонов, которые всегда были добычей македонян, вы трепещете перед Пирром, который всегда, как слуга, следовал за каким-нибудь из телохранителей Александра, а теперь бродит по Италии не с тем, чтобы помочь здешним грекам, а чтобы убежать от своих тамошних врагов. И он обещает доставить нам первенство среди италийцев с тем войском, что не могло удержать для него самого и малую часть Македонии! Не думайте, что, вступив с ним в дружбу, вы от него избавитесь, вы только откроете дорогу тем, кто будет презирать нас в уверенности, что любому нетрудно нас покорить, раз уж Пирр ушел, не поплатившись за свою дерзость, и даже унес награду, сделав римлян посмешищем для тарентинцев и самнитов'. Эта речь Аппия внушила сенаторам решимость продолжать войну...» (Пирр, 18—19, пер. С. А. Ошерова).
Окончательное завоевание Италии
Победа над Пирром развязала руки Риму. Окончательное завоевание Южной Италии не представляло теперь сложной проблемы. В год смерти Пирра римские войска осадили Тарент. Между эпирским гарнизоном и гражданами начались раздоры. Проримская партия, представлявшая главным образом интересы знати, готова была сдать город; начальник гарнизона некоторое время сопротивлялся, но, видя, что положение безнадежно и желая капитуляцией купить себе право свободного отступления, сам вошел в сношения с римским командующим и сдал город. Гарнизону было разрешено беспрепятственно отплыть в Эпир (272 г.). Тарент вошел в римскую федерацию в качестве морского союзника, но с урезанной автономией. В городской крепости был помещен римский отряд, и Тарент стал главным оплотом римского влияния в Южной Италии.
С правами таких же морских союзников, обязанных поставлять для Рима военные суда с соответствующим вооружением и экипажем, были присоединены другие греческие города юга: Кротон, Локры, Фурии, Велия и др. Кампанский гарнизон в Регии, превратившийся в разбойничью банду, был ликвидирован в 270 г. Римские войска штурмом взяли город, большинство кампанцев было перебито, а захваченные живыми 300 человек были доставлены в Рим, высечены на форуме и обезглавлены. Город передали его бывшим жителям, и он вошел в федерацию с правом морского союзника и с полной автономией.
Южноиталийские племена, скомпрометировавшие себя переходом на сторону Пирра, сильно пострадали.
