Психиатрические эскизы из истории. Том 1

Итак, царь отказывается от престола и даже оставляет государство. Так, по крайней мере, явствует из грамоты к духовенству и боярам.

Вслед за сим получена была новая грамота – к купцам, гостям и мещанам… Однако не такой вывод следует из этой второй грамоты. В этой грамоте царь чернил перед толпою народа весь служилый класс и даже духовенство и тем самым выдавал народу на суд и бояр и духовенство. Царь уверял народ в своей милости, что опала и гнев его не касаются.

Царь делит царство на ся. Меньшинство он выдает головою большинству и вооружает одни классы против других…

Война с соседями, внутреннее замешательство, отсутствие руководящей власти, опасение междоусобицы, восстановление народа на людей служилых, – все это невольно потрясло всех до глубины души.

Народ весь возопил.

«Государь оставил нас! Мы гибнем! Кто будет нашим защитником в войнах с иноплеменниками? Как могут быть овцы без пастыря?»

Духовенство и бояре, не видя для себя никакого исхода и каждый в отдельности памятуя, что, быть может, мимо идет его чаша общая, присоединились к народу, прося митрополита отправиться к царю с молением:

«Пусть царь казнит лиходеев. В животе и смерти его воля, – но царство да не останется без главы! Он наш владыка, Богом данный, иного не ведаем. Мы все с своими головами едем с тобою бить челом государю и плакаться».

А народ кричал:

«Пусть царь укажет нам своих изменников, – мы сами истребим их!»

К царю послали посольство. Поехали: архиереи, архимандриты, вельможи, князья, бояре, окольничие, дворяне, приказные люди, гости, купцы и мещане – бить челом государю и плакаться.

Царь добился того, что вся земля русская выдавала ему не только князей и бояр, не только всю самую себя, – но и предлагала своими руками уничтожить всех его нелюбимцев. Последнее было, впрочем, напрасно, ибо царю немалое удовольствие доставляло собственноручное истязание своих верноподданных.

Несмотря на то что посольство было более чем почетное, его, однако, не сразу пустили к царю. В Слотине епископы остановились и просили разрешения у царя предстать пред его ясные очи. Царь позволил, и святители, в сопровождении приставов, прибыли в Александровскую слободу.

Передав царю благословение митрополита, епископы слезно молили его снять опалу с духовенства, дворян и приказных людей, – не оставлять государства, – царствовать и действовать как ему угодно. Молили епископы царя и о том, дабы он дозволил предстать и боярам пред его ясные очи.

Царь снизошел и к боярам. Явились и бояре и, разумеется, вели ту же речь.

На речи, подумав, царь отвечал:

– С давних времен и даже до настоящих лет, русские люди были мятежны нашим предкам, начиная от славной памяти Владимира Мономаха, пролили много крови нашей, хотели истребить достославный благословенный род наш. По кончине блаженной памяти родителя нашего, готовили такую участь и мне, вашему законному наследнику, желая поставить себе иного государя, и до сих пор я вижу измену своими глазами. Не только с польским королем, но и с турками и с крымским ханом входят в соумышление, чтобы нас погубить и истребить. Извели нашу кроткую и благочестивую супругу, Анастасию Романовну, – и если бы Бог нас не охранил, открывая их замыслы, то извели бы они и нас с нашими детьми. Того ради, избегая зла, мы поневоле должны были удалиться из Москвы, выбрав себе иное жилище и опричных советников и людей…

В этих словах слишком явно выступает причина бегства из Москвы: бред преследования в довольно резко выраженной форме. Иоанн меняет место жительства, Иоанн меняет и опричных советников и людей… «Но для отца моего, митрополита Афанасия, для вас, богомольцев наших, архиепископов и епископов, соглашаюсь вновь взять свои государства, – а на каких условиях – вы узнаете…»

Условия же сии состояли в том, что Иоанн окружит себя особо выбранными «опричными» людьми, которым бы он мог доверять и при посредстве коих мог бы истреблять своих лиходеев, выводить измену из государства и невозбранно казнить изменников опалою, смертью, лишением достояния, «без всякого стужания, без претительных докук со стороны духовенства».

Вельможи и духовенство со слезами на глазах благодарили Иоанна за неизреченную милость – первые за то, что отныне они все обречены на поголовное избиение, а вторые за то, что лишены были своего высокого и неотъемлемого нравственного права – ходатайствовать пред престолом за невинных и несправедливо осуждаемых слуг престола и отечества. Теперь духовенство могло только слезами орошать алтари и воссылать теплые молитвы к Господу о спасении несчастных, безвинно погибающих.

3 февраля 15 65 года Иоанн явился в Москву и держал речь знатнейшим представителям земли русской, Вновь и вновь он излагал вины бояр и указывал на необходимость энергичных мер к истреблению крамолы для удержания спокойствия подвластной ему державы.

При этом Иоанн поведал совершенно неожиданные и необыкновенные речи, являющиеся прямым и естественно-логичным выводом из его болезненных мыслей о преследовании. Все русское государство отныне делится на две части: на опричну и земщину. Опрична – это его присные, особо избранные люди, имеющие особое исключительное назначение охранять его от врагов и лиходеев, – опрична – это его двор, его свита, его телохранители. Земщина – это все остальное государство. Во главе опричны стоял он сам, во главе земщины стояли бояре Вельский и Мстиславский.

Кремль отныне Иоанн не считает для себя безопасным. Он велит себе строить новый дворец за Неглинной и ограждает его, подобно крепости, рвами и высокими стенами.

Все государственные дела были поручены усмотрению земских бояр и только по важным из них земские бояре могли делать доклады Иоанну.

Сам же Иоанн занялся устройством охраны своей, опричны, и изведением своих лиходеев.

Не можем не упомянуть о том, что в этот момент произошли резкие перемены во внешнем виде Иоанна. Прежде высокий, стройный, крепкий, мощный и цветущий, он резко изменился. Теперь он неузнаваемо постарел, подряхлел и осунулся. На лице выразилась мрачная свирепость. Взгляд угас; а на голове и бороде не осталось почти ни одного волоса. Такую необыкновенную перемену историки приписывают тем тяжким нравственным страданиям, которые Иоанн переживал в эти минуты. Но мне более вероятным кажется предположение Костомарова, что такой перемене в его организме много содействовала его развратная жизнь и неумеренность во всех чувственных наслаждениях. Принимая во внимание его предсмертную болезнь, невольно напрашивается предположение, что в данном случае имели влияние не только нравственная разнузданность, содомский грех, бессонные ночи, разгул и разврат, но и последствия всех сих деяний с сопряженными с ними болезнями.

Все это вместе взятое может не только укрепить и развить хранящиеся в организме задатки Душевной болезни, но и создать новую в организме до того крепком, мощном и не подверженном путем наследственности заболеванию и вырождению.

Опричники набирались лицами, приближенными к царю, и его доверенными, каковы были: Басмановы, Мал юта Скуратов, Вяземский и Друг.; выбирал же опричников сам Иоанн. Для этого годились молодые люди, отличавшиеся Удальством, распутством и готовностью на все.

Иоанн предлагал им вопросы об их происхождении, друзьях и покровителях. Одно из важных условий поступления в опричну – отсутствие всякой связи с боярами. Неизвестность и самая низость происхождения считались достоинством. Сначала предполагалось, что опричников должно быть только 1000, но затем это число разрослось до 6000. Опричники набирались из дворян и детей боярских. На их содержание шло имущество, отобранное у земщины и осужденных бояр. Кроме того, им раздавались поместья и вотчины людей земщины, которым ныне приходилось покидать свои пепелища. Благосостояние опричны стояло в обратном отношении с благосостоянием земщины. У земщины отнимали не только земли, но даже дома и все движимое имущество. Случалось и так, что их в зимнее время высылали пешком в пустые земли. Таких несчастных было более 12 000 семейств.

Новые землевладельцы, опричники, опираясь на особую милость царя, дозволяли себе всякие