родину, причем не захотел даже заехать к императору поблагодарить его за приют.
Царевича привезли в Москву, где царь решил судить его за последний поступок. В кремлевский дворец собрались духовенство, чиновники и почетные люди. Среди них был сам царь. Ввели царевича. Он упал на колени пред отцом, подал повинную и умолял о помиловании. Царь спокойно заявил, что сдержит свое слово и жизнь ему сохранит, но помилование может быть искуплено только чистосердечным признанием, открытием всех своих замыслов и участников в его позорном бегстве.
«Милуя тебя, мы объявляем тебя уже недостойным престола и, как ты сам уже отрекся от него, лишаем тебя наследия властью царскою и отцовскою и передаем наследство престола брату твоему, царевичу Петру».
Алексей отвечал, что он покоряется воле своего родителя и государя, признавая вполне его правосудие и свое недостоинство. После этого Алексей подтвердил свое отречение публичною присягою.
Засим издан был особый манифест об отречении от наследия престолом царевича Алексея и о назначении наследником царевича Петра.
Назначена была особая комиссия для расследования дела. Отец при этом писал сыну:
«Говори сущую правду, как на исповеди. Всякая ложь и укрывательство составляет вину твою и тогда обещаемое тебе прощение будет не в прощение».
При первых же вопросах царевич выдал некоторых участников и при этом заявил, что причиною побега был страх отцовского наказания; но никогда не мыслил он восставать против отца и возмущать царство, располагая только прожить в чужих землях до кончины отцовской. У императора он просил только убежища, хотя его и принудили в Вене написать письма к сенаторам и духовенству, которые писал он прямо набело, и, насколько помнит содержание их, письма сии заключали в себе известие о нем, без всякого возмутительного предлога. Кроме того, царевич заявил, что он не знал ни о чьих замыслах против царя и что его никто не подготовлял к злоумышлению и побегу.
Следствие, однако, показало, что были подговорщики, были и злые советники. Ему говорили, что если его постригут в монахи, то это пострижение будет не по доброй воле и потому не действительным, почему впоследствии он может сложить с себя клобук и уничтожить все сделанные отцом распоряжения. Его уговорили бежать к германскому императору, просить его помощи, вернуться с войсками в Россию и тогда восстанут и пристанут к нему многие и окажут помощь. Наконец, многие из духовенства утверждали его в упорстве против воли отца и в ненависти к отцу, даже на исповеди внушая ему богопротивные мысли, причем царевич был намерен по вступлении на престол, при жизни или по смерти отцовской, погубить казнью главных его сподвижников и восстановить в России прежние обычаи.
Спустя некоторое время, после раскрытия всего сказанного, царевич сознался, что он писал из-за границы возмутительные письма сенату и духовенству и делал это по собственному почину и побуждению.
В дальнейшем открылось, что предприятия и замыслы царевича знала и поощряла мать его, бывшая царица Евдокия, и тетка, царевна Мария Алексеевна. Все эти дела поддерживались и подкреплялись ростовским епископом Досифеем и другими лицами.
По открытии дела участники были казнены, царевич же был перевезен в Петербург. Здесь он был предан суду духовенства и чинов государственных.
Оба суда приговорили виновного к смертной казни. Царевича посадили в крепость. Здесь царевич умер в тот же день, по-видимому, от принятого им яда на 28-м году жизни…
Беспредельно грустно и тяжело приниматься за анализ этого в высокой степени мрачного факта, являющегося единственным пятном в жизни великого человека.
Отец подымает руку на сына. Царь подымает руку на наследника престола… Явление необыкновенное и выходящее из обычных свойств, присущих человеческим существам. Требуются слишком сильные и чрезвычайные мотивы для столь выходящего из ряда вон факта.
Мне, как человеку, весьма приятно, что в числе мотивов, побудивших Петра наложить руку на сына, нет ни одного личного и эгоистического. Единственным личным мотивом к лишению наследия престолом Алексея со стороны Петра было бы желание передать это наследие второму сыну, от любимой жены, Петру. Но это предположение совершенно не выдерживает критики. Находясь под Прутом в безвыходном положении, Петр предписывает Сенату избрать себе царя достойнейшего из себя. Уже в то время царь считал Алексея негодным для царствования. Он не делает завещания сыну-наследнику, ибо он не считает его наследником. Второго же сына у Петра тогда не было. Не мог он иметь в виду передачу престола Екатерине, ибо в то время она была вместе с Петром и, следовательно, подвергалась с ним одинаковой участи. Таким образом, в деяниях Петра по отношению к Алексею личный элемент совершенно устраняется.
Петр действовал по отношению к Алексею не как отец по отношению к сыну, а как царь по отношению к наследнику престола. Тем сильнее преклоняешься пред величием души человека, заставляющего заглохнуть чувства отца пред величием чувства любви к созданной им монархии.
В лицах Петра и Алексея представлялось олицетворение молодого и старого, возрожденной России и старой Руси, просвещения и невежества, мощи и немощи, добра и зла.
Отдав всю свою гениальную жизнь на пересоздание государства, сознавая всю мощь самодержавия, полную возможность пересоздать не только к худшему, но и к лучшему в возвышенном смысле слова, Петру предстояла дилемма: сын или царство. Ему предстояло выбрать или лишиться сына и сохранить величие, силу и мощь России, или оставить престол сыну и погубить обновленную и воссозданную Россию. Обыкновенный человек едва ли бы колебался в выборе. Чувства отца слишком велики в человеке. Но душевные движения гения иные, чем обычного человека. Любовь гения к своему созданию превышает любовь общечеловеческую, и потому Петр предпочел любовь к созданной им России любви к наследному сыну, могущему разрушить его создание. Разумеется, этот перевес дается не без борьбы, и тем большая цена и дань уважения и преклонения отдается человеку, умевшему заглушить в себе чувства отца перед долгом к отечеству и человечеству.
Глава XV
Со смертью Карла XII и с восшествием на престол слабой Ульрихи Элеоноры можно было ожидать, что проектированный мир со Швецией будет немедленно заключен, так как Швеция была истощена до крайних пределов и вести войну далее была совершенно не в силах. Так мог рассуждать каждый недальновидный человек, но не так рассуждал Петр. Царь, напротив, с этого момента стал усиленнее готовиться к войне со Швецией и был совершенно прав. Как везде и всегда, в Швеции было две партии: партия Карла и партия его противников. Карл умер, верх одерживала партия его противников. Карл желал с Россией мира, его противники объявили войну. Но этого было мало. Все союзники Петра, а равно и враждебные государства увидели, что Петр своею северною войною приобрел от Швеции столько, сколько никто не мог и воображать. Мало того. С этого момента Россия становилась державой сильной и могущественной, с нею приходилось считаться и было бы очень недурно сделать ей, тем или другим способом, некоторое кровопускание. И вот все друзья и враги Швеции, разумеется, за известный гонорар, предложили ей свою помощь и услуги. Так как Швеция, при всем требуемом новыми союзниками возмездии, теряла все-таки меньше, чем отдавала одной России, то воинствующая Швеция склонилась к поддержанию новых союзов и в пользу войны с Россией. А таких союзников было немало: Англия, Франция, Германия, Пруссия, Ганновер, Дания, Польша и т. д.
Поистине понятна ирония, высказанная в это время одним из шведских сенаторов, Горном: «Бедный царь, посмотрите, сколько государей против него вооружилось! Съедят они его!..» Однако, благодаря Бога, у всех этих акул зубы были слишком тупы. Напротив, и на море, и на суше Россия приносила Швеции жестокий урон, а союзники ограничивались одними только прогулками и не решались вступать в более реальные столкновения с русским колоссом…
Ведя опустошительную для Швеции войну, Петр не забывал и других дел. Так, в это время он старался утвердить союз с Францией и вполне правильно понимал, что этот союз выгоден одинаково как для Франции, так и для России. Расстроив жестоко свое здоровье, царь сознавал существенную необходимость в лечении минеральными водами. Но, ввиду военных действий, он не хотел ехать ни в Карлсбад, ни в Спа, а поехал на свои олонецкие железные воды. Пробывши там шесть недель, царь получил значительное облегчение и приказал опубликовать по всей империи о пользе, получаемой от лечения олонецкими железными водами предпочтительно перед подобными же заграничными водами. В первый раз Петр лечился
