для возрождения общества в добрых началах. У него лично не было отечества, так как все его патриотические стремления погибли в неудачной попытке корсиканцев возвратить себе самостоятельность. Быть может, именно поэтому он и придавал так мало значения территориальным границам и оказывался не в состоянии понять могущества национальных уз. Не обладая в настоящем искренней верой и благочестием, он с детства не лишен был религиозного чувства и теперь сознавал его значение как для отдельного лица, так и для общества. Во время экспедиции в Сирию он велел служить обедню в церкви Назарета; когда ж он стал главой государства и когда ему пришлось рассматривать религию как один из элементов, необходимых для благоустроенного общества, и как орудие правления, он не замедлил воспользоваться удобным случаем и ярким образом высказать те чувства, которые всегда питал к религии.
Будучи в Милане, Наполеон обратился с следующей речью к духовенству: «Я желал вас видеть всех вместе, дабы высказать вам свои чувства по поводу религии, религии апостольской, римской, которая одна может принести истинное счастие благоустроенному обществу и укрепить основы разумного правления».
Наполеон не чужд был и суевериям. Он искренне верил в свою звезду. Он верил в предсказания и задумывался над их смыслом. Своих взглядов в этом отношении он не думал даже скрывать. Наблюдавшиеся у Наполеона припадки усиленной чувствительности многие объясняли истерическим темпераментом. В обществе зачастую он угрюмо молчал. Ему случалось иногда проливать слезы при таких обстоятельствах, когда это для мужчины могло считаться неприличным. В еще более редких
Наполеон сам иногда сознавал нечто странное в себе. Однажды он сказал де Жирардену, стоя перед памятником Жан Жаку Руссо, следующее: «Лучше было бы, если бы этот человек никогда не существовал». – «Почему же это, гражданин консул?» – «Это он подготовил революцию». – «Я полагаю, что вам-то не следовало бы жаловаться на революцию». – «Посмотрим, будущее покажет, не лучше ли было бы для спокойствия страны, если бы ни Руссо, ни я никогда не появлялись на свет Божий».
Вместе с этим Наполеон был крайне обидчив и легко огорчался каждой оппозицией. Он считал все нападки на руководимое им правительство как лично направленные против него, как интриги, имевшие целью отнять у него власть.
Но будучи даже на высоте своей славы, Наполеон всегда был доступен и добр к маленьким людям и боевым своим товарищам. «Я получил твое письмо, любезный товарищ, – пишет он одному сержанту. – Знаю твои заслуги. Ты один из храбрых гренадеров нашей армии. Твое имя внесено в список ста храбрецов, которых я приказал наградить почетными саблями. Все солдаты твоей полубригады находят тебя достойным этой награды. Мне очень бы хотелось с тобой свидеться. Военный министр пришлет тебе предписание явиться в Париж».
Вечером после битвы при Монтебелло, в которой простой новобранец Куанье, не умевший ни читать, ни писать, отличился выдающейся храбростью, он был представлен в десять часов вечера первому консулу. Наполеон шутя взял своего посетителя за ухо и держал таким образом в продолжение всей краткой с ним беседы… Не удивительно, что подобное обращение Наполеона с простым солдатом производило сильнейшее впечатление на умы французского народа и вызывало страстное ему поклонение.
Подводя итог настоящему положению дела во французской республике, с положительностью можно было сказать, что республика, в которой глава государства настойчиво твердил, что он управляет волею народа, de facto превращалась в либеральную империю под державою человека, неуклонно стремившегося к самой неограниченной власти. Здание французского государства от вершины до основания было переделано, обновлено и подведено под новый ход. Французский народ, достигший равноправности перед лицом закона, гордился своими учреждениями, хотел видеть плоды своего государственного переустройства и вовсе не имел в виду ставить преграды деятельности своего кумира. Французы были искренне убеждены, что пламенное их чувство патриотизма к обновленной Франции является, в сущности, тождественным с беззаветною преданностью человеку, который помогал ее возрождению и приписывал себе причину такового.
Поэтому весьма естественно было для французов обращение сената в марте 1804 г. к Наполеону, чтобы он принял меры к сохранению «сынам содеянного им для отцов». Предложение было внесено в трибунал и государственный совет и всюду прошло почти единогласно. Наполеон был избран волею народа императором Франции, причем он окружил себя надлежащим и соответствующим двором. Всем его сподвижникам досталось каждому по делам его.
Став императором, Наполеон, однако, понимал под империей нечто иное, чем весь остальной род человеческий. Империя для Наполеона – это не была Франция. Франция – это географическая единица, составлявшая только частицу того великого, рисовавшегося в фантазии Наполеона, целого, к которому он стремился. «Все сделанное мною до сих пор, собственно говоря, еще ничтожно, сравнительно с тем, что предстоит сделать. В Европе водворится мир только тогда, когда в ней установится единоначалие, когда в ней будет император, царствующий над королями и распределяющий королевства между своими помощниками. Одного он назначит итальянским, другого – баварским королем, третьего – швейцарским ландманом, четвертого – голландским штатгальтером, и все они будут занимать соответственные должности при императорском дворе… Вы скажете, что это лишь подражание плану, по которому была построена Карлом Великим германская империя; но вспомните, что ничто не ново под луною, что политические учреждения описывают сомкнутые орбиты, в которых зачастую надо возвращаться к прежним комбинациям…» Мио де Мелито пишет: «Пред нами предстал новый монарх, и притом не заурядный монарх, а нечто вроде царя царей…»
Таким образом, идеалом Наполеона был Карл Великий и воссоздание всемирной монархии, в которой Франция играла бы главную роль и служила бы только главной резиденцией. Свои мечты Наполеон скоро проявил и на деле. Вполне мечтая повторить деяния Карла Великого, Наполеон устроил свой придворный штат и государственный строй по тому типу, как это было у Карла. Мало того, Наполеон решил провозгласить себя императором именно в том городе, который составлял главный центр деятельности Карла. С этой целью он отправился в Аахен. Последовал ряд блестящих празднеств и торжеств, на которые притекли все германские князья, герцоги и короли. Даже римско-германский император, австрийский Франц, прислал своих делегатов в Аахен с приветствием новой царственной четы, как бы не замечая того, что во всем этом высказывалось явное посягательство на его имперские права. Только русский император воздержался от приветствия и преклонения перед новым светилом.
Наполеону недоставало одного – признания его державных прав церковью и освящения их папским благословением. Вскоре совершилось и это. Папа – владетельный князь силою вещей становился соподчиненным агентом великого императора и потому папа – глава церкви должен был поступиться своим достоинством, чтобы спасти папу – главу мелкого государства. Поэтому Пий VII, при первых же предложениях со стороны Наполеона, согласился помазать его на царство. Мало того, Карл Великий для такого признания его церковью главою всемирной империи должен был прибыть в Рим; Наполеон же потребовал папу к себе в Париж. И папа прибыл.
Здесь раздавались великие милости, и он их рассчитывал получить, хотя и ошибся.
Коронование последовало 2 декабря 1804 г. в знаменитой Notre-Dame de Paris. Окруженный блестящей свитой, при громе пальбы из орудий и неумолкаемых криках стотысячной толпы, Наполеон явился в собор Богоматери. Когда Наполеон стал на указанном месте, папа, сойдя с престола, при всеобщей тишине, провозгласил величественный гимн: veni Creator. Затем, держа перед собою библию, папа спросил на латинском языке императора: обещается ли он делать все зависящее для водворения законности, справедливости и мира в церкви и среди его подданных. Император возложил обе руки на библию и торжественно произнес «profiteer»! Началось молебствие. Во время обедни император должен был получить из рук папы перстень, мантию и корону. Первые две регалии император взял из рук папы, но в то самое мгновение, когда папа поднял уже корону, император крепко схватил ее руками и плотно надел на свою голову. Точно так же собственноручно Наполеон возложил корону и на Жозефину. Папа был озадачен, но не лишился самообладания. Он обратился к Наполеону и произнес: «Да утвердит вас Господь на этом престоле и да удостоит вас Христос править купно с ним в вечном его царствии…» Затем, дав ему лобызание мира, папа воскликнул: «Vivat imperator in aeternum!» Оглушительные крики несметной толпы подхватили восклицание папы и разнесли по всему Парижу… По окончании богослужения к Наполеону подошли
