рыцарю, потерявшему вождя. Неправильно! А у большинства — жены, дети. Умирать не захотят. Будут во все глаза за ней присматривать.
— Что ты испортила? — удивляется Мерсиец, — Мы теперь знаем главное: трусов здесь нет. Это стоит беспорядка на столе!
Те, кто был бледен, те, кто только что собирался дождаться, пока сида выйдет, да громко выдохнуть — смеются. Искренне, залихватски. Прав мерсиец — теперь то, что случилось на двойной свадьбе, само превратится в песню. Барды будут поименно перечислять всех, кто уж точно — не трус. И королю Клидогу Кередигионскому теперь куда как легче будет унять желающих добычи с соседских земель.
«Принц Рис и брат его Катен со мной сиду слушали…»
Артуис Гвентский развернул плечи, словно с них вериги спали. Так и есть — зимой он не решился встать с малой дружиной против саксонских полчищ, лечь костьми, покупая для соседей дни ценой жизни своего народа. Укрыл людей за стенами городов и холмовых фортов. Переждал.
Сколькие были бы рады бросить первому рыцарю Камбрии обвинение в трусости — не в лицо, в спину. Не громким голосом — шепотком. Теперь навет встретит лишь недоверчивый смешок. «Ты что, считаешь трусом короля, что Немайн слушал? Шутник. Да ты б не то, что штаны перепачкал — ноги бы протянул!»
Благодарность — чувство короткое. Короли и принцы Камбрии, увы, политики, но — и рыцари. А потому обдумывать последствия король Артуис будет потом. Сейчас он спокойно заявляет:
— Я полагаю, нам и правда следует назначить кого–то одного, чтобы проследил за должным соблюдением договоренностей. Чтобы нам воевать без оглядки, знать, что спина прикрыта. И я думаю, что хранительница Республики Глентуи для этого подойдет лучше всех. У нее войско самое маленькое, зато самое быстрое. А значит — не только проследит, но и к битве успеет. Верно я говорю?
— Решать будем не на пиру, — буркнул Клидог, — но лучше сида, чем ирландец или сакс! Хотя я предпочел бы тебя, Артуис ап Мейриг…
Гульба закончилась. Начинался новый торг меж союзников. Пожалуй, чуточку более доверительный — даже в том, чтобы, пользуясь статусом пиршественной залы, выдержать взгляд соседа и открыто заявить:
— Я тебе не верю!
Утром выглянули молодожены. К удивлению своему, застали всех гостей за столом — трезвыми и задумчивыми. Немайн, которую никто никуда не прогнал, мило беседует с женой Пенды — тот сидит между, но сам только улыбается в усы и изредка подбрасывает дров в очаг беседы… Увидев сына с молодой женой, король сообщил:
— Вы самое интересное пропустили. Жаль вас разочаровывать, но это так…
Риваллон, встретив взглядом дочь, которую все–таки успел передать в руки достойного мужа, такого, что смягчит неуемный норов и позволит достойной соправительнице отца стать хорошей правящей королевой, поманил пальцем. Когда подбежала и склонилась, прошептал в ухо:
— А твой отец все–таки совершил еще один подвиг.
Королевна, обратившаяся королевой, ни слова не говоря, обойдет вокруг круглого стола. Встанет напротив рыжей и ушастой. Посмотрит, как та пунцовеет, поднимет руку для пощечины… И опустит. Потому как отец коротко выдохнет:
— Не сметь.
А муж, только что глядевший сытым котом, вперит в нее взгляд, обещающий первую семейную сцену. С глазу на глаз… жаль, слышно будет до предместий! Ирландец да ирландка. Воевать, пировать, петь да ругаться — без удержу!
3
Домой, в «Голову», сида ногами не дошла — пришлось одолжить у его святейшества носилки, и восьмерых дюжих молодцов к ним заодно. Болело все — даже уши. Даже голос!
Немайн отпаивали теплым молоком — да со сливочным маслом. Правую руку, несмотря на ломоту в каждом пальце, удалось заставить нацарапать перевод песни. Дословный подстрочник, нескладный, но точный. Иначе пришлось бы говорить — с каждым гостем по отдельности. А так… Немайн приболела, текст перевела — понимайте, как хотите! И все равно — в «Голову Грифона» то и дело заглядывают люди. Трех приколоченных к стене грамот — на латыни, камбрийском–латиннице и камбрийском–огаме — им мало. Непременно нужно уточнить у сидовской родни: а меня сида в песне не поминала? А ближних родичей? А клан мой? А соседей? А точно? Точно–точно? Гость успокаивается, лишь получив отрицательный ответ на все вопросы.
На улице во всяком разговоре преувеличенно громко помянут, что никакое это было не пророчество, просто песня. Потом начинается спор о том, которую из множества текущих по Британии и Ирландии рек, названных именем своей матери–сиды, помянула Немайн. Аварскому послу, что рассказывает о великой реке далеко на востоке, никто не верит. Какое отношение та, степная река имеет к матери Немайн?
Между тем аварин прав, и знает это! Только Немайн слишком устала, чтобы просчитывать всех, а говорить вообще не смеет. За голос боится! Тем, кому знать — невтерпеж, или действительно срочно надо, принуждены Баяну кланяться. Расспрашивать — что он услышал в песне?
А он рассказывает истинно по–посольски. Правду — всем, только понемногу и разную, много интересного — тому, кто предложит что–то полезное для его истерзанной междоусобицами страны, а все до донышка — в обмен на прямую помощь его стороне. Не обязательно военную.
Такой человек во всей Британии нашелся один — король Гулидиен. Призвал пред очи, встретил — не в зале, в малой комнате, один, без жены, без советников. Сам дверь затворил плотней, сам в окно выглянул — не подсматривает ли кто. Осторожно выложил на стол сверток. Развернул — блеснуло. Слиток! Не золотой, дороже!
Сталь, подернутая прожилками. Аварин булат узнал — редко–редко, втридорога, доводилось покупать у персидских купцов. До тех пор, пока страна огнепоклонников не пала под нашествием с юга. С тех пор — как отрезало. Потому даже один слиток — драгоценен. Если и есть в степи подарок, способный перевесить императорский шелк, так это клинок из стали с древовидным узором. Или сам слиток — придать металлу форму оружия, привычного руке степняка, есть немало умельцев и в пуште. Это — возможность купить чью–то дружбу. Перетянуть на свою сторону колеблющегося, смягчить сердце противника.
Баян почувствовал себя как записной игрок в кости, которому предложили волшебство: один раз выпадет то, что он пожелает. Всего один раз…. или?
— Это, — сказал король, — подарок. За честную цену, если пожелаешь, сможешь взять пять, десять… даже двадцать, но не сразу.
Посол протянул руку, взял тяжелый слиток. Даже простой брусок, казалось, наливал руку силой…
— Я слышал, — сказал он, — что красная сабля Немайн закалена в ее священной крови, и не был удивлен. Но это — персидская работа! Тайное умение.
— Это британская работа, — сообщил король, — диведская. Даже в Кер–Сиди еще нет мастеров, способных на такое… хотя будут, конечно.
Аварин кивнул.
Источник умения сомнения не вызывал. Больше того, доказывал, верно и окончательно, что Немайн — не самозванка. Церемонию в храме, признание божеством, при желании можно и подделать — жрецы всегда и везде хитрей паствы. Но как подделать секрет, уже утерянный в далекой Индии, а в Персии, быть может, вырубленный мечами арабов — взятыми, между прочим, с тел римских и персидских воинов? Колесницы, булат… Последние козыри древней династии. Тогда объяснима и песня — возможно, старинные связи, сохранившиеся с тех пор, когда всесильные персидские цари сажали родственников на соседние престолы. Сохранилась только младшая линия… у которой все равно больше прав на персидский престол, чем у нынешних шахов. И, между прочим, куда больше, чем на римский! Одна из причин, почему, потеряв всего лишь город — пусть и столицу, персы, по сути, вернули Ираклию империю — которую завоевали практически полностью. Династия зашаталась! Дехкане могли и вспомнить, кто именно вошел в Ксетифон.
