Родилась девочка. Её назвали Ольга. А попросту все её звали – Лёля.
Сказка об огромных существах
Был жаркий июльский день.
На лугу стояла девочка. Она видела перед собой зелёную траву, по которой рассыпаны большие одуванчики.
– Беги, Лёля, беги! – услышала она. – Беги скорее.
– Боюсь, – хотела сказать Лёля, но сказать не смогла.
– Беги, беги. Ничего не бойся. Никогда ничего не бойся. Беги!
«Там одуванчики», – хотела сказать Лёля, но сказать не смогла.
– Беги прямо по одуванчикам.
«Так ведь они же звенят», – подумала Лёля, но быстро поняла, что сказать такую фразу ей никак не удастся, – и побежала прямо по одуванчикам. Она была уверена, что они зазвенят под ногами.
Но они оказались мягкие и не звенели под ногами. Зато звенела сама земля, звенели стрекозы, звенел серебряный жаворонок в небе.
Лёля бежала долго-долго и вдруг увидела, что перед нею стоит огромное белое существо.
Лёля хотела остановиться, но остановиться не могла.
А существо огромное манило незнакомым пальцем, притягивало нарочно к себе.
Лёля подбежала. И тут огромное существо схватило её и подбросило в воздух. Тихо замерло сердце.
– Не бойся, Лёля, не бойся, – послышался голос. – Не бойся, когда тебя подкидывают в воздух. Ты ведь умеешь летать.
И Лёля вправду попробовала летать, замахала крыльями, но далеко не улетела, снова опустилась на руки. Тут она увидела широкое лицо и маленькие-маленькие глазки. Чёрненькие.
– Это я, – сказало огромное существо – Марфуша. Не узнаёшь? Беги теперь назад.
И Лёля побежала назад. Она снова бежала по одуванчикам. Они были тёплые, щекотались.
Она бежала долго-долго и увидела новое огромное существо. Голубое.
– Мама! – крикнула Лёля, и мама подхватила её на руки и подбросила в небо:
– Не бойся. Ничего не бойся. Ты умеешь летать.
И Лёля полетала уже подольше и, наверное, могла бы летать хоть сколько угодно, но ей самой захотелось опуститься поскорей в мамины руки. И она опустилась с неба, и мама с Лёлей на руках пошла по одуванчикам к дому.
Сказка о какой-то штуке с золотым носом
Это было… давно это было. Это было, когда Лёля научилась летать.
Она летала теперь каждый день и всегда старалась приземляться в мамины руки. Так было надёжней и приятней.
Летала она, когда выходила на улицу, но и дома хотелось иногда полетать.
– Что с тобой поделаешь, – смеялась мама. – Летай.
И Лёля взлетала, но в комнате летать было неинтересно – мешал потолок, взлететь высоко не удавалось.
Но всё-таки она летала и летала. Конечно, если нет возможности летать на улице – надо летать в доме.
– Ну всё, хватит летать, – говорила мама. – Ночь на дворе, спать пора. Летай теперь во сне.
Ничего не поделаешь – Лёля ложилась спать и летала во сне. А куда денешься? Если нет возможности летать на улице или в доме – надо летать во сне.
– Хватит летать, – сказала однажды мама. – Научись как следует ходить. Иди.
И Лёля пошла. А куда пошла – она не знала.
– Иди смело. Не бойся ничего.
И она пошла. И только отошла, как над головой у неё что-то глухо зазвенело:
– Дон! Дон!
Лёля испугалась, но тут же не испугалась.
Она подняла голову и увидела: высоко на стене висит какая-то штука с золотым носом. Она качала этим носом, а лицо у ней было круглое, белое, как у Марфуши, только уж очень много глаз.
«Это что за штука с золотым носом?» – хотела спросить Лёля, но спросить не удалось. Язык как-то пока не поворачивался. А поговорить хотелось.
Лёля набралась духу и спросила у этой штуки:
– Летаешь?
– Так, – ответила штука и махнула носом. Страшновато махнула.
Лёля снова напугалась, но тут же снова и не напугалась.
«А не летаешь – ну и ладно», – хотела сказать Лёля, но сказать ей это опять не удалось. Она просто махнула на штуку рукой, а та в ответ – носом. Лёля снова рукой, а та – носом.
Так они и махали некоторое время – кто носом, а кто рукой.
– Ну ладно, хватит, – сказала Лёля. – Я пошла.
Она пошла дальше, и вокруг неё стало темно. Она шагнула в темноту, прошла два шага и раздумала идти дальше. Всё-таки неловко было перед этой штукой, которая не летает, а только качает золотым носом. Может, она всё-таки летает?
Лёля вернулась назад, постояла, посмотрела: нет, никак не летает. Качает носом – и всё.
И тут Лёле самой захотелось взлететь к этой штуке и схватить её за нос, чтоб зря не болтался.
И она взлетела и схватила за нос.
И нос золотой перестал качаться, а Лёля опустилась вниз, к маме на руки.
– Это – часы, Лелесь, их трогать нельзя.
«А чего они всё время носом болтают?» – хотела спросить Лёля, но язык снова не повернулся. А поговорить о часах хотелось.
– Летают? – спросила она.
– Нет, они не летают, – засмеялась мама. – Они ходят или стоят.
Сказка о крыльце и завалинке
А уж это было, когда Лёля перестала стенные часы за нос дёргать.
Она решила теперь ходить и стоять. Как часы.
И она всё время ходила и стояла, ходила и стояла. Дойдёт до часов, постоит.
– Хожу и стою, – говорила она. – Хожу и стою.
Часы тикали в ответ, помахивали золотым носом, который назывался маятник. Но Лёля забыла про маятник, она теперь думала, что это не только нос, а ещё и такая нога золотая. Этакая нос-нога. Вот часы и ходят этим носом-ногой. А дёргать за нос-ногу нельзя – часы станут. А дёрнуть хочется. Ну ладно, пошли дальше.
Она пошла дальше, и тут же вокруг неё стало темно. И она опять вернулась к часам. Жалко всё-таки, что нельзя их дёрнуть за нос и за ногу.
«А вот меня можно», – подумала Лёля и дёрнула сама себя за нос, а потом села на пол и дёрнула за ногу.
Часы на все эти штучки не обратили никакого внимания.
И Лёля снова пошла вперёд, в темноту. И увидела в темноте светлую щель, из которой шёл свет. И так получилось, что Лёля сунула в неё свой нос. И конечно, щель могла каждую секунду прищемить ей нос, потому что была дверная. Но не прищемила.
«Не прищемляет, – подумала Лёля. – Повезло».
И она толкнула дверь и вышла на крыльцо.
Свет, зелёный и золотой, ослепил её, а за светом – зелёным и золотым – она увидела луг и одуванчики и очень обрадовалась. Так обрадовалась, как будто раньше их не видала. Но раньше-то её приносили сюда на руках, а теперь она сама дошла. Это важно – дойти самому до того, до чего хочешь.
Лёля села на крыльцо и стала глядеть на то, до чего дошла сама.
«Дошла до одуванчиков, – думала она. – Добралась. А трудновато было. Коридор такой тёмный, да ещё эта щель дверная. Зря я совала в неё нос. Больше никогда не буду».