Но Евстифейке и этого мало.
– Давай, – говорит, – старуху.
– Да что ты привязался? – старик говорит. – Не отдам.
– Давай и всё, – такой этот Евстифейко упорный оказался.
Нечего старику делать – пришлось овечку-тихоню отдать.
Проглотил Евстифейко тихоню, опять прибегает:
– Давай старуху.
– Дудки.
– Дак в животе играет.
Жалко старику старуху, не хочется отдавать. Отдал Басулю-коровушку. А корова-то здоровенная была да бодливая.
«Надеюсь, подавится», – думает старик.
Но Евстифейко и коровушку проглотил. И два дня он – это верно – не приходил к старику, а тут опять заявляется. Идёт, кое-как лапы переставляет, еле брюхо по земле волочит.
– Здорово, – говорит, – старик.
– Здравствуй, Евстифейко-волк.
– Да, вот они какие дела-то, – Евстифейко говорит, – с животом-то с моим.
– А чего такое-то? – старик говорит, будто не понимает.
– Играет живот.
Прислушался старик – и верно, играет живот. И собачка там лает, и кошка мяучит, и корова мычит. Только овечки-тихони не слышно. Непонятно, в животе овечка или ещё где?
– Так ты чего? – старик говорит. – Старуху, что ли, хочешь?
– Ну да, – Евстифейко объясняет, – давай бабку, я её съем.
– Не дам бабку, – старик говорит, – лучше меня глотай.
– С удовольствием, – Евстифейко говорит, – проглочу. Я вообще-то давно хотел тебя проглотить, да только неловко говорить было. Поэтому я про бабку и намекал.
– Глотай меня, Евстифейко, – старик говорит. – Только скажи, где овечка-тихоня?
– Овечка-то? Так она у меня в брюхе.
– Ну, глотай, – старик говорит, – разевай пасть.
Вот Евстифейко разинул рот, старик разбежался и прыгнул. И Евстифейко его проглотил.
И вот очутился старик у волка в брюхе. Огляделся.
– А здесь ничего, – говорит, – неплохо. Темновато, правда, но уютно.
Пошёл старик по волчьему брюху бродить. Бродил, бродил, смотрит – кошечка-судомоечка сидит.
– Здорово, кошка, – старик говорит.
– Здравствуйте, батюшка.
– Ну как ты тут?
– Да так, – кошка отвечает, – тускло.
– Знаешь чего, – старик говорит, – давай будем Евстифейку переворачивать?
– Как? – кошка говорит.
– А так – перевернём весь живот волчий.
– Лады, – кошка говорит.
Ударили они по рукам и стали по волчьему брюху скакать. Старик кричит, а кошка мяучит. Скоро к ним и другие проглоченные прибежали – и собачка-пустолаечка, и Басуля-коровушка, и овечка-тихоня нашлась где-то в закоулках. Скачут да мычат!
Прободали волчий живот и выбрались все на волю. А уж старуха стоит, поджидает. Стали они бабку целовать.
А Евстифейко-то волк рядом ходит.
– Дайте, – говорит, – ниток-то суровых, брюхо зашить.
Ну дали ему суровых ниток, зашил он брюхо и укатился в овраги.
Сказка о праздничных стихах
Что-то глухо стукнуло в окно – и Лёля проснулась. Она открыла глаза и не сразу поняла, что произошло. В комнате было светло-светло. Странно, огромно и празднично.
Она подбежала к окну и сразу увидела – снег!
Снег выпал! Снег!
Под окном стоял Мишка-солдатик и лепил снежок. Прицелился, кинул и ловко попал, не в стекло, а в оконную раму. Вот, оказывается, какой глухой стук разбудил Лёлю.
– Ну погоди, Мишка! – крикнула Лёля через стекло и, даже не умывшись, побежала на улицу.
Она выскочила на крыльцо, слепила снежок и кинула Мишке прямо в лоб, да попала в деда Игната. Слепила было второй, но не успела долепить, как дед Игнат зазвонил в колокольчик – пора, пора, пора! Пора на урок!
И у колокольчика школьного был сегодня какой-то особенный снежный и праздничный звонок.
Выпал, выпал, выпал снег – и преобразилась деревня Полыновка, исчезли под снегом засохшие, пожухлые травы, светлыми стали тёмные соломенные крыши, а из труб валил новый дым – снежный, зимний.
– Ну, ребята, – сказала Татьяна Дмитриевна, – сегодня у нас настоящий праздник! Выпал первый снег! Будем праздновать!
– Как праздновать? Как, Татьяна Дмитриевна? Блины, что ли, печь?
– Или пироги со снегом?
– Блины потом, – улыбнулась учительница. – И пироги потом. Первым делом будем читать праздничные стихи. На празднике обязательно надо читать стихи.
Ребята примолкли. Они, конечно, не знали, что на празднике надо читать стихи.
Татьяна Дмитриевна достала книжку и стала читать:
И пока читала Татьяна Дмитриевна, в классе было тихо-тихо, а за окном белым-бело.
Ребята, конечно, поняли, что стихи эти особенные, действительно праздничные. Они поняли и слова «зима», «крестьянин», «лошадка». Сообразили, что «дровни» – это сани, на которых возят дрова. Но три слова они не поняли: «торжествуя», «почуя» и «обновляет».
И Татьяна Дмитриевна стала объяснять:
– Торжествует – значит, радуется. Снег выпал. Теперь не надо на телеге грязь месить, на санках-то куда приятней катиться по снегу. Вот и мы сегодня радуемся, торжествуем, потому что в природе произошло великое событие – выпал снег! Ясно?
– Ясно! Ясно!
– Татьяна Дмитриевна! Давай торжествовать! – закричал солдатик.
– Давай! Давай! – подхватили все.
И тут поднялся в классе крик и гвалт: кто размахивал руками, кто пел, а кто кричал – в общем, все торжествовали как умели. А Татьяна Дмитриевна смотрела на это торжество и смеялась.
– Ну ладно, хватит торжествовать, – сказала она наконец. – Разберём теперь другие слова: «Его лошадка, снег почуя…» Так вот, лошадка почувствовала снег, почуяла, вдохнула снежный запах. Понимаете?
– Понимаем, понимаем! – закричали ребята.
– А ты, Ванечка, понял или нет?
– Понял, – тихо сказал Ванечка.
– А что ты понял?
– Лошадку.
– А ещё чего ты понял?
– Я лошадку понял.
– А как ты понял-то?
– А так, – сказал Ванечка. – Лошадка вышла из сарая и увидела снег и сделала вот так. – И тут Ванечка