К запаху ветра, пришедшего с вершины, подмешался запах человека.
– Чужой, – сказал Кошкин.
– Да нет, это Елец так волнуется, от старости.
«Неужто заметили?» – подумал человек, укрывшийся в камнях, и поднял пистолет.
– Чужой! – повторил Кошкин.
И тут же белый сноп ударил его в лицо. Пуля пробила бидон – молочная струя хлестнула по ступенькам.
Нарушителю показалось, что выстрел сшиб всех трех пограничников. Только пес крутился на ступенях. А они отползли со ступенек и повисли над обрывом. Мешки заслонили их.
Нарушитель еще раз выстрелил в Ельца, и пуля – надо же! – снова ударила в бидон. Он прыгнул от удара и со звоном покатился вниз, разбрызгивая остатки молока.
Бидон сорвался в пропасть, и ветер подхватил его, засвистел в дырках от пуль. Бидон падал в пропасть, словно огромный сверкающий свисток.
Кошкин увидел человека, прижавшегося к камню, и выстрелил. Пуля попала в камень – осколки резанули нарушителя по щеке. Он побежал.
Кошкин еще раз выстрелил – нарушитель оступился и сорвался в пропасть, где прыгал еще и бился на дне измятый простреленный бидон.
Как-то сержант Кошкин увидел во дворе продовольственной базы ушастого ишака.
– Это еще что? – спросил он.
– Ишак, – ответили солдаты с продовольственной базы, – мы на нем продукты возим.
– Дела! – сказал Кошкин. – А как его зовут?
– А никак. Ишак, и все.
– Вот что, ребята, отдайте его мне.
– Ну нет, – сказали солдаты, – это наш ишак, а не твой.
– Ладно вам, – уговаривал их Кошкин и объяснял, как трудно таскать на гору продукты.
Пока сержант разговаривал с солдатами, Елец подошел к ишаку и ткнул его носом в бок. Ишак качнул головой.
– Да не пойдет он по ступенькам, – говорили солдаты с продовольственной базы, – этот ишак привык ходить по ровному месту.
– Моя будет забота, – ответил Кошкин.
Он привязал на спину ишаку мешки с продуктами и бидон. Потом хлопнул его ладонью и сказал: «Валяй!»
Ишак потихоньку пошел, покачивая головой.
У скалы, где начинались ступеньки, ишак остановился.
– Так и есть, – говорили солдаты с продовольственной базы (они глядели снизу в бинокль), – этот ишак привык ходить по ровному месту.
– Давай, давай, – подталкивал ишака Кошкин, – валяй!
Ишак не хотел идти наверх. Не то чтобы он упирался или брыкался, а просто стоял, и все.
– Ишак-то наш, – сказал Кошкин, – видно, глуповат.
Тогда Елец подошел к ишаку и ткнул его носом.
То ли нос был у Ельца холодный, то ли, наоборот, теплый – только ишак качнул головой и пошел по ступенькам.
«Да что он? Укусил его, что ли?» – думали солдаты с продовольственной базы.
Ишак медленно поднимался в гору, ступенька за ступенькой. Елец бежал рядом и поглядывал, как бы ишак не свалился в пропасть. Так они и добрались до заставы: впереди ишак, за ним Елец, а следом, налегке, Кошкин.
Прошла неделя, другая, и Кошкин перестал спускаться вниз.
Он навьючивал на ишака порожние мешки, хлопал его ладонью и говорил: «Валяй!» Ишак спускался по ступенькам, а следом бежал Елец. На базе солдаты нагружали ишака, тоже хлопали его по спине и тоже говорили: «Валяй!» Ишак отправлялся обратно.
Издали странно было видеть, как поднимается по ступеням в облака маленький ушастый ишак, тащит на себе мешки и бидон, сверкающий, как зеркало, а следом бежит старый пес Елец.
КОЗЫРЕК
Высоко в горах – пограничная застава.
Там совсем не растут деревья. Даже ни одного кустика нигде не видно – все серые скалы и красные камни.
Круглый год над заставой дует ветер.
Летом он несет мелкие камешки и пыль, весной и осенью – пыль, смешанную с дождем и снегом, а
