печалью. Он явно не понимает, почему я не прыгаю от радости, не обнимаю его, не хлопаю по плечам.
– Решил нас догнать, – задумчиво сказал капитан. – Ты решил нас догнать. А зачем?
– Что зачем?
– Зачем тебе нас догонять? Сидел бы себе в Москве.
Орлов слегка нахмурился.
– Я догонял не тебя, – сказал он капитану. – А его.
– Догнал ты нас обоих, – сказал капитан, решительно откусив огурца. – Так что объясни – зачем?
– Погодите, ребята, – сказал я, – давайте присядем. Орлов, дорогой мой, как я рад тебя видеть! Ведь ты мне сегодня снился! Как же это ты нас догнал?!
Я обнял Орлова, усадил его на травку, сам присел рядом.
– Ты понимаешь, – объяснил я Орлову. – Мы тут в таких местах побывали, такого понавидались, что немного… устали… не обращай внимания. Ты-то на автобусе, а мы-то – по болотам… Да присядь ты, капитан, посиди, успокойся.
– Пускай объяснит, зачем нас догонял, – жестковато повторил капитан.
– Ты понимаешь, – сказал Орлов и положил руку мне на плечо, – трудно объяснить, зачем догонял. Просто душа за тебя болела. Лодку мы строили вместе, а поплыл ты один. Нехорошо, что я бросил тебя. Вот я и решил догнать. Нельзя так в жизни бросать друг друга. Должны уж как-то вместе. Вместе строили – вместе надо плыть. Понимаешь?
– Ну конечно, – сказал я, – конечно, понимаю.
– А я не понимаю, – сказал капитан. Он по-прежнему стоял в стороне, не желая подсаживаться к нам.
– Садись, – протянул я ему руку, – чего ты не понимаешь?
– Не понимаю, как он мог нас догонять. Ведь он знает, что в лодку влезает только два человека. А нас уже двое.
– А ведь правда, – вспомнил я, – в лодку влезает только два человека. Как же теперь быть?
– Вдвоем и поплывем, – сказал Орлов и хлопнул меня по плечу.
– А капитана куда девать?
– А он пускай домой едет, автобусы ходят через день. Поплавал, и хватит.
Совершенно посеревший капитан, прищурившись, смотрел то на меня, то на Орлова.
– Да ты не обижайся, – сказал ему Орлов, – ты меня просто на время заменил. Мне ведь тоже охота поплавать. А мы и бамбук вместе доставали, и лодку вдвоем строили. Понимаешь?
– Понимаю, – сказал капитан, – прекрасно понимаю, что все это Папашкины штучки. Вначале хотел нас подошвой раздавить, а теперь вон что придумал – Орлова нам подсунул, чтоб мы дальше плыть не могли. Но только ни черта из этого не выйдет. С лодки я не слезу.
– Что ты говоришь? – сказал Орлов. – Какой подошвой? Какой Папашка?
– Тот самый Папашка, двухголовый. А тебе, дураку, надо было в Москве думать. А то вдруг явился, покататься на лодочке ему захотелось. На автобусе катайся!
– Что ты кричишь? – сказал Орлов. – Не тебе решать, кому плыть. Ты к лодке никакого отношения не имеешь. Настоящий капитан он, – и Орлов указал на меня пальцем, – ему и решать.
Понурившись, сидел я на траве. Смотреть не хотелось ни на Орлова, ни на капитана.
«И вправду, – думал я, – все это похоже на Папашкины штучки. Надо же, такой сюрприз – Орлов на берегах Акимки!»
– Что ж ты молчишь? – сказал Орлов. – Или не рад, что я появился? А помнишь, как мы лазили в подвал за бамбуком?
– Помню, конечно, помню. И очень рад, что ты появился. Только настоящий капитан у нас – фотограф. Он капитан, а я – матрос. Ему и решать.
– Я уже решил, – твердо сказал капитан, – мы плывем дальше, а Орлов, если хочет, может идти за нами по берегу.
– По этим-то болотам, – сказал я, – разве он пролезет?
– Пролезет, – сказал капитан, – с Папашкиной помощью.
Широко открыв глаза, смотрел на меня Орлов. Обняв колени, сидел он, сгорбленный и жалкий, и в спине его торчал нож, всаженный мною. Он-то мучился, он-то переживал, он-то рвался догнать друга – и догнал, а получилось, что он никому не нужен, в лодку его не берут, и какой-то капитан-фотограф запросто решает судьбу нашей дружбы.
– И вообще ты мне не нравишься, – сказал капитан, подозрительно оглядывая Орлова. – Я тебя как-то не вижу. Странно, что ты тут появился.
– Чего же странного?
– Очень странно, – повторил капитан и остановился, потоптался на этих словах, поставил знак особенного препинания. – Очень и очень странно, что ты не расспрашиваешь про Папашку. Ты раньше слыхал о нем? Или вы знакомы? А может быть, это он тебя и подослал?
– Кто такой Папашка? – сказал Орлов, ошеломляясь. – Не знаю никакого Папашку.
– Что-то вроде дракона, – пояснил я. – Двухголовый. Живет здесь, неподалеку, в Илистом озере.
– Вы его видели?
– Чувствовали, – четко выговорил капитан. – А хребет видели… И сало он мое сожрал, – неожиданно добавил капитан укоризненным тоном.
– Сала я вам привез… – сказал Орлов, – но теперь не знаю, что мне и делать… Это… Дело в том, что… Короче… Не знаю, как и сказать… Вместе со мной приехала эта… ну… Клара Курбе.
Глава XXV
Шуршурин дом
Самый пупырчатый, самый укропистый малосольный огурец помочь мне теперь решительно не мог.
Выход к морю, всю жизнь я искал выход к морю, мечтал о корабле и построил лодку и вот наконец уплыл, распрощался. Нет, я не забыл оставленных людей, но все-таки ушел от них надолго, а может, и навсегда. Ведь никогда не знаешь, вернешься ли туда, откуда отплывал. И в душе я всегда прощаюсь навеки, на всякий случай.
А тут – выход к морю, самая легкая лодка, и уже нанюхался болотных газов, и оторвался, оторвался, и вдруг опять – Орлов, да и не только Орлов, там где-то и Клара.
Значит, я не оторвался, значит, надо еще шевелить, бить веслом?
– А граммофон ты с собой не привез? – спросил капитан.
– Не привез, – краснея, ответил Орлов. – Я и Клару брать не хотел, но она напросилась.
– Странно, – сказал капитан-фотограф, неприязненно качая головой. – В лодке только два места. Ты приехал сам, да еще и Клару с собой приволок.
– Я думал, как-нибудь обойдется. Покатаем ее в лодке, и поедет домой.
Эти сбивчивые и какие-то детские объяснения Орлова ничего, конечно, не объясняли. И слова «покатать Клару» звучали дико и неестественно. Мы тут мучаемся в болотах, тонем и мокнем, преодолеваем, а они приехали «покататься»! Черт знает что!
– Слушай, Орлов, – сказал капитан, – говори прямо. Зачем приехал сам? Зачем привез Клару? У вас с Кларой, может быть, это… как это называется… – И капитан повернулся ко мне в поисках нужного слова.
– Чувство…
– Вот именно… Может, между вами – чувство?
– Ты что, с ума сошел! – воскликнул Орлов. – Просто покататься просила. Какое чувство!
Орлов покраснел и насупился. Я же вдруг вспомнил ромбическую коробку, с которой явилась Клара, когда провожала нас. Вспомнил и розу, которой не коснулся. А почему я, собственно, не притронулся к розе? Роза-то, похоже, была для меня. И тут вдруг у меня неожиданно гукнуло сердце. Боже мой! Роза! Неужто для меня была?
– Никакого чувства! – повторил Орлов. – Напросилась покататься!
– Катайтесь в парке культуры, – сказал капитан, – а мы плывем дальше.
И капитан, не прощаясь с Орловым, шагнул к лодке. Опираясь на весло, перекинул он ногу через борт,
