гланды и шоры. – Вот перлы!
– А другие? – крикнул старпом.
– А другие у него, – указала она на лоцмана огненным пальцем и буквально ринулась к нему. Шлейф раскалённой пыли взметнулся над нами, а лоцман, как сидел, так неожиданно и подпрыгнул и бросился в воды океана.
Он вынырнул довольно далеко от берега, как следует отфыркался и закричал:
– Иди сюда, кобылка моя! Иди сюда, о полная перлов! О, какие объятья я тебе приготовил! Волна! О волна – солёная перина моей любви, сотканной из крови, пота, соли и огня! Прими мою огненную подругу!
– Фу, подонок, – плюнула огненная любовница. – Какой у вас, оказывается, хитроумный и противный лоцман. Такой действительно проведёт караван верблюдов в игольное ушко. Спрятался от жара сердца в солёный холодок. В рассол! В рассол!
Огорчённая, металась она, заламывая руки, и наконец всосалась обратно в камень.
– Ну, а мне-то что ж теперь делать? – ныл дымный мужчина. – Куда мне деваться? Никто меня не любит, никому я не нужен. Поджарьте хоть на мне шашлык или вскипятите чайник.
Ну, мы добродушно повесили чайник на нос дымному мужчине, дождались, пока он закипит, заварили краснодарского и долго сидели вокруг обиженного судьбой любовника, как будто возле костра.
Попили чайку, спели несколько песен.
– Подвесьте ещё чего-нибудь, подвесьте, сварите, накалите, просушите. Я хочу быть полезным.
– Нечего, брат, нам больше вешать, – сказал старпом. – Извини. Была бы уха, мы бы тебе уху на ухо повесили.
К вечеру отправились мы на «Лавра» и долго смотрели с борта, как дотлевает на берегу неудачный любовник.
Глава XLIX. Ненависть[8]
– Я что-то ненавижу, а что именно – позабыл, – обмолвился однажды лоцман Кацман.
Глава L. Вёдра и альбомы (Остров Гербарий)
Вёдра и альбомы (Остров Гербарий)
……………………………………………………………………
– Эх, Старпомыч, – рассмеялся капитан, – зато многое находим! Подумаешь, ерунда: кто ищет, тот всегда найдёт. Он знает, что ищет, и находит это. Для меня эта пословица устарела. Я – ничего не ищу, я только нахожу!
……………………………………………………………………
– Эй, на острове! – крикнул Пахомыч, изрядно притормозив ручным кабельстаном.
– Чего изволите? – высунулся всё тот же борджовый лик.
– Ну как вы тут? Засушиваете, что ли?
– Не всегда, – послышалось в ответ, – только если уж очень мокрые.
– А потом чего делаете?
– В вёдра складываем.
– В какие ещё вёдра?
– В эмалированные. С крышкой.
– А не в альбомы?
– В какие альбомы?
– Вот хрен морской, – плюнул Пахомыч. – Ты ведь сам орал: «Гербарий! Гербарий!» Какого же чёрта гербарий в вёдра? А? В альбомы надо!
– Да? – удивился борджовый. – А у нас всё больше в вёдра.
– Ну вот, кэп, – вздохнул старпом, вытирая плот собла[9]. – Изволите видеть… добороздились… гербарий хренов…
……………………………………………………………………
……Демонкратии………
……………………………………………………………………
Солить мы их не стали, а просто нанизали на суровые нитки и развесили между мачтами сушить.
Они долго болтались под солёным морским солнцем, хорошо провялились, и мы любили, бывало, выпить портеру и закусить вяленым гербом[10] [11].
Глава LI. Порыв гнева
Остров, на котором ничего не было, мы заметили издалека и не хотели его попусту открывать.
– А чего его зря открывать? – ворчал Пахомыч. – На нём ни чёрта нету. Только пустые хлопоты: спускай шлюпку, суши вёсла, кидай якорь, рисуй остров, потом всё обратно поднимай на борт. Ей-богу, кэп, открытие этого острова – чистая формальность. Просто так, для числа, для количества, для галочки.
