– Вы там на язву-то особо не ссылайтесь, – крикнули гряземордые. – Идите знакомиться и рюмку осушать. А не пойдёте – устроим особыя веселия!
– Нас, в конце концов, четверо, – шепнул лоцман, – а их двое. Справимся в случае чего.
– Вы ошибаетесь, – сказал Суер. – Всё по-другому. Их двое, а нас – ни одного. Но рюмку осушать придётся. Как бы только вместе с рюмкой не осушить и чего другого.
– Чего же, сэр?
– Осушается в принципе всё, – сказал капитан. – И особенно – души.
Мы вернулись к сараюхе, стали знакомиться.
– Жипцов, – представился один.
Другой:
– Дыбов.
– Жебцов или Жопцов? – спросил вдруг лоцман.
– Жип… Понял меня? Жип.
– Понял, понял, – струсил Кацман.
– Ну… надо… рюмку осушать, – туго проворотил Дыбов. – Сейчас мы морды вымоем, а вы пока разливайте.
Я взялся за разлив водочки по рюмкам – для меня это привычное и приятное дело – и благородно разлил по семьдесят пять, не промахнувшись, надеюсь, ни на миллиграмм.
– Розлито профессионально, – одобрил Жипцов. – По булькам льёт. Ты не с Таганки?
– Эх, Жипцов, Жипцов, – ответил я. – Рюмочную в Гончарах помнишь?
– Э-ке-ке! – засмеялся Жипцов. – Слышь, Дыбов, это свои, да к тому же ещё живые. Давай селёдочки с картошкой отварной.
Дыбов начистил картошки, разделали пяток селёдок с молоками, лук, постное масло, выпили. Я тут же налил по сто.
– Ну – таганская школа! – восхищённо сказал Жипцов. – Всё правильно, по норме.
И я тут же налил снова по семьдесят пять.
– Всё, керя, – сказал Жипцов, – с тобой всё ясно. Лей под беседу.
– Это уж кому как по ндраву, – согласился Дыбов.
Выпив и помывши морду, Дыбов несколько оттаял, и на нас смотрел уже помягче, всасывая длинную бело-розовую селёдочную молоку. Надо отметить, что, несмотря на довольно усердное отмывание морд, ни Жипцову, ни Дыбову отмыть их до конца как-то не удалось. Земля грубо въелась в их кожу, в каждую поринку и морщинку. Мне было любопытно, отчего это так.
– Ну у тебя и кожа на роже, – сказал я Жипцову на таганских правах. – Дурьскипидаром её надо мыть или кашинской минеральной.
– Мыли, – сказал Дыбов. – Это – профессиональное.
– Что же это у вас за профессия такая? – робко полюбопытствовал Кацман. – Не шахтёрская ли?
– Э-ке-ке! Ке-ке! – засмеялся Жипцов. – Слышь, Дыбов? Ты чего? Не шахтёр ли?
– Навроде шахтёра, – выпил Дыбов, всасывая другую молоку, ещё розовей и белей первой. – Я скорее навалоотбойщик.
– Э-ке! Э-ке! – икал своим дурацким смехом Жипцов. – У него только забоя нету, один – отбой.
– Всё-таки нам немного непонятно, – сказал сэр Суер-Выер, – кто вы по профессии. Ясно, что вы смеётесь над нашим незнанием. Наверно, это секретная специальность?
– Да нет, что ты, – отвечал Жипцов, – никакого особого секрета нету. Специальность необычная, но прибыльная, хорошо платят, а вот этот домик на острове – вроде нашего дома отдыха, всё бесплатно, тут мы с Дыбовым и отдыхаем.
– И какая же у вас работа?
– Нелёгкая, керя, непростая… мертвецов допрашиваем… прямо в могилах.
– Вот так-с, – подвёл итог капитан. – Вот до чего нас доводит неуёмная жажда открывания новых островов.
– А также осушение рюмки, сэр, – добавил Пахомыч.
Глава LXXX. Рюмочка под беседу
Пожалуй, мы не так уж сильно были потрясены странным объявлением Жипцова и, возможно, даже предполагали, что такие профессии и должности существуют, но столкнуться с ними до поры до времени не ожидали и думать об этом не решались.
– И что ж, всех-всех допрашиваете? – спросил лоцман.
– Э-ке-ке! – засмеялся Жипцов, и беседа потекла плавно, осушение рюмки совершалось исправно, и я наливал уже то по пятьдесят, то по тридцать. По таганским законам пустые бутылки ставил на пол.
– Да нет, не всех, – рассказывал Жипцов, – а только кого Жилдобин прикажет. Жилдобин у нас начальник. Как прикажет – мы и ползём, я спрашиваю, а уж Дыбов старается.
