— А что — у демонов есть оружие?
— С луны свалился, что ли? — прозвучало в ответ. — А ещё офицер!
— Я говорил — не офицер!
— А что ты тогда у госпожи Солор делаешь?.. Держать ряды! Стоять, вашу Машу!
Поразившись фантазиям висящего на мне лингвозаклинания, я снова поднялся над строем, готовый прыгать вниз в любой момент. Но в первые мгновения насевшему врагу оказалось не до меня.
«Клин» налёг; сзади его уже подпирало какое-то другое подразделение — я не успел увидеть. Наш отряд, и так уже потрёпанный, за несколько минут раскололо надвое. Те, кто успел, развернулись, выставили щиты, те, кто не успел, полёг от удара в спину.
— Поставить щиты! — сотник заревел так, как не заревёт, наверное, даже дракон, которому скала прищемит что-нибудь очень нежное. — Сдвинуться! Стоять, черти! Пошли клещами! Шагай, кто жить хочет!
Его, наверное, услышали и в той части отряда, которая оказалась отрезана. Между щитами двух частей вскипело дикое, страшное в своей неправдоподобности месиво из металла, демонских конечностей и ещё бог знает чего. Шум и вопли достигли запредельного уровня выносимости, но не спешили стихать. В какой-то момент мне показалось, будто я оглох, потому что эти вопли перестали резать ухо. Потом сообразил, что просто привык. Есть ли на свете хоть что-нибудь, к чему человек не привыкнет?
Разошедшиеся части отряда сходились трудно, рывками, с такой натугой, что мне почти послышался скрип небесных шестерёнок, поворачивающих ход событий вспять. Сошлись, но не до конца, потом поднатужились и сдавили врага, не успевшего деться из смыкающихся клещей, растерзали, растоптали.
Я ощутил, как болят стиснутые изо всех сил челюсти, как похрустывают зубы.
— Что там велят? Вперёд шагать? — сотник повернулся ко мне всем телом.
— Стоять! — рявкнул я. Оказывается, и меня судьба не обидела голосом — прямоугольник, искусанный предыдущими налётами, но снова цельный, замер на месте, отбиваясь от демонов.
— Чего стоять-то?
— Подают команду лучникам, — я поспешил спуститься со своего импровизированного «возвышения».
А через миг воздух взвыл потоком стрел. Оглядываясь, я видел лишь напружинившихся в готовности вьючных ящеров, и потому заподозрил, что не обычные лучники выпускали эти стрелы таким густым потоком, да и не из обычных луков. И стрелы явно были с секретом. Они в несколько минут выкосили на пространстве перед нами почти всё, что до того имело возможность двигаться, а избегших сей участи дорезали первые ряды отряда.
Вычищенное лучниками пространство мы преодолели за считаные минуты, разумеется, после того, как я убедился, что сигнал «стоять» сменил сигнал «наступать».
Мне казалось, уже десятки и сотни часов длится это несусветное действо под названием «сражение». Странное дело, даже на учениях так не уставал. Естественный страх смерти сменился подобием пофигизма, подкрепляемого равнодушием. Уже не было никакого интереса к происходящему — главное, чтоб наш квадрат не разметали, остальное — ерунда. Если не разметают, то и я пребуду в безопасности.
— Что командуют? — уточнил у меня сотник.
— Отжимать от пещер и преследовать.
— Ну, слава всем богам! — вздохнул он. — Отбились.
И в этот момент я поверил, что всё действительно на полном фарше.
После того, как тяжёлая пехота заперла входы в подземелья, стало ясно — за нами победа. Преследовать врага, сохраняя идеальный порядок, было немыслимо, поэтому наполовину сократившийся отряд разбился на несколько групп и рванул следом за демонами на небольшой дистанции друг от друга, чтоб в случае необходимости снова быстро слиться в единую конструкцию.
Это пришлось делать в спешке в тот момент, когда обнаружилось, что отступающему демонскому войску встали преградой отделения боевых ящеров и отряды магов с поддержкой. Сотник матерился так громко и талантливо, что сбил свой отряд в прямоугольник за считаные минуты. Соседний командир нашему в этом не уступал. Можно было подумать, что они соревнуются, кто успеет раньше. В действительности же, когда на кону стоит жизнь, не до состязаний. Очень уж обидно погибнуть именно тогда, когда исход сражения явно склоняется в желаемую сторону, и осталось только дожать.
И бойцы дожимали. Резня, которую мне приходилось только наблюдать, не становилась менее жуткой от того, что люди здесь истребляли не людей, а существ другого вида. Через несколько минут я совершенно перестал слышать визги и вопли, ещё через несколько — видеть хоть что-либо, кроме сигналов, подаваемых аккуратно и последовательно. Как уж господа командующие умудрялись так оперативно и точно передвигать возвышение, на котором торчал мужик в доспехе и с диском — не знаю. Но факт оставался фактом — его я видел всегда, стоило только оглянуться.
Темнело. Незримо миновавший день уронил оранжевое светило за кромки гор и копейные древки деревьев, а через несколько минут темнота, налившаяся стремительно, будто гигантскую бутылку туши опрокинули над страницей небес, поглотила нас. Не до конца, надо признаться — вспышек, огней и сполохов хватало. Остатки демонских войск дорезали уже в темноте, не разбираясь, кого и как режем. Прямоугольники пехоты всё-таки рассыпались, и запросто можно было увидеть пехотинца в лёгком доспехе, но с топором, который отшвыривал противника-демона не куда-нибудь, а в соседа-латника, и на нём, как на плахе, приканчивал тварь.
«Что-то мне это напоминает», — подумал я изнеможённо. И мысленно порадовался, что до сего дня успел и выспаться всласть, и отъесться на демонском мясе. Иначе б мне ни за что не выдержать сегодняшнее испытание.
Из полутьмы, изукрашенной огнями, выступил знакомый силуэт в доспехе с наплечником.
— Ну что, как вообще? — осведомился у меня сотник.
— Да ничего. Как видишь.
— Помоги-ка мне ребят собрать. Пойдёшь с нами на отдых? Или будешь ставку Солор искать?
— На фиг ставку. С вами, если не прогоните.
— Какое там «прогоним». Кровь равняет, — туманно ответил командир. И, неожиданно подмигнув мне, взревел: — Шестая группа! Строиться!
Бойцы медленно стягивались к голосистому командиру, выстраивались в линии. Многие пошатывались — то ли от усталости, то ли от ран. Впрочем, пока они держались на ногах, ничто другое не шло в расчёт. Сурово покрикивая и одновременно со старанием закрывая глаза на недостатки и огрехи, сотник наконец-то убедился, что собрал всех, кого мог собрать вокруг себя сейчас, и затих в ожидании распоряжений.
— Значит, ты с нами? — уточнил он. — Это успокаивает. Если вдруг окажется, что бой шёл не так, всегда могу на тебя свалить.
— Ну, вали, — вяло отозвался я.
— Раз ты не прочь, так хоть скажи, как тебя зовут.
— Серт.
— Хм… А семейное имя? И откуда ты, из какой области?
— Нет у меня семейного имени. И считай, что я ниоткуда. Я — чужак.
— Кхм… Чужак? Э-э-м… Ну а я — Шехрем… Серт, значит. Постараюсь запомнить.
Сигнал не заставил себя долго ждать — с помощью факелов нам отсигналили, что сражение окончено, и указанным подразделениям следует организованно отправляться в лагерь. Это был единственный сигнал, известный, похоже, не только Шехрему, но и каждому рядовому. Оживление охватило ряды, бойцы весело перестраивались и с готовностью ждали очередного командирского рявка. Я подумал, что окончание сражения выглядит уж больно буднично — где пафос, где ликующие вопли и потрясание оружием? Впрочем, на щенячий восторг и махание щитами и мечами просто не было сил. Да и охоты — тоже. Всё выглядело проще некуда: работа окончена, наконец-то можно идти отдыхать, есть, пить и спать.
Вряд ли кто-либо из окружающих меня людей сейчас способен был думать о другом — скажем, о судьбах родной страны, трона, человечества в целом. Какие судьбы, если руки отваливаются, ноги подгибаются, в животе серенады, глаза слипаются?
