если тот на деле докажет, что не только смел, но и другими достоинствами обладает в полной мере.
В конце концов Илье в любом случае было легче, чем Ирбалу — ведь на стороне Ферранайрова приятеля не стоял Санджиф, человек, способный вести себя так, что чужое недоброжелательство и даже оскорбления отскакивали от него, как каучуковый мячик от стенки. С Ильёй была Мирним, ожесточённая всеобщими обвинениями и демонстративно преданная своему парню. С ним продолжали дружески общаться Фёдор и Егором, все те ребята-аргеты, которые считали Санджифа своим другом. К тому же на его стороне стояла Искра.
Правда, её заступничество мало трогало юношу, однако оказалось на удивление эффективным. Не раз и не два у Ильи возникало ощущение, что вот-вот до него начнут кулаками доносить свое негативное к нему отношение. И тут рядом неизменно возникала неуёмная уроженка Болгарии. Чувствовалось, что по большому счёту петербуржец ей почти так же безразличен, как она сама — ему. Но попытки почесать о него кулаки противоречили требованиям дисциплины, и вообще это было неправильно. Поэтому девушка налетала на разошедшихся парней с яростью птицы, отгоняющей от гнезда кошку. И не стеснялась в выражениях. Конечно, выражения по большей части были болгарские, но звучали ругательно.
— Тебе следовало бы быть мне благодарным, — сердито сказала она Илье.
— Тебе следовало бы не указывать мне, что делать. Или ты лезешь только затем, чтоб я тебя потом поблагодарил?
— Майка шибана, да при чём тут это?! Если бы ты испытывал хоть какую-то благодарность ко мне, помог бы мне справиться с этими болванами. Работы невпроворот, ещё занятия, мне одной не справиться. А они дурака валяют, глупав…
— Ты же собиралась больше никогда не заниматься общей успеваемостью.
— Плевать мне на общую успеваемость! У нас война, между прочим, идёт. А ты заметил, чему нас учат последнее время? Тому самому, что нужно для борьбы! А значит, если мы хотим выжить, мы и сами должны усердно учиться (но тут к тебе претензий нет, ты молодец), и других заставлять…
— Опять заставлять?
— Да иначе нам всем тут крышка, неужели ты не понимаешь?!! Ние всички позатихвам!
— А по-русски?
— Ты что, не понимаешь, что мы все должны трудиться, чтоб не передохнуть? Какво да правя?
— Я тебя не понимаю.
Искра захлебнулась воздухом и, чтобы прийти в себя, несколько раз глубоко вздохнула.
— Да, извини. Короче, надо что-то делать. И с этими лодырями в первую очередь. У тебя есть идеи — как?
— А ты помнишь о том, что мы тоже всего лишь ученики? — мягко, и тем самым подчёркивая ехидство, полюбопытствовал Илья. — Этим учителя должны заниматься.
— Если всё сваливать на учителей, то когда им всё успеть? Мы должны им помогать!
— Вот прикинь, я сейчас пойду пинать народ трудиться и учиться. Как они отреагируют?
Девушка надула губы и смерила одноклассника высокомерным взглядом.
— Трусишь, значит. Боишься, что тебе морду начистят. И ради этого готов рискнуть всем, кроме того, и их же жизнями! Ведь те парни, которые сейчас филонят, потом из-за своего филонства могут легко сложиться! Это уже не шутки и не ерунда вроде диплома…
— Что с тобой стряслось, Искра?! Диплом уже стал ерундой.
— Ну так это по сравнению с жизнью.
— То есть ты мне сейчас хочешь сказать всё то же самое, что и Серёга тогда вывалил? — Илья уже кипел, но пока держал себя в руках. — Что я трус, за других прячусь, лишь бы отгородиться от проблемы?
— Нет. Ты просто не желаешь брать на себя ответственность, при этом преимущества твоего положения тебе ведь нравятся, не так ли?
— Это я не хочу брать ответственность?! А кто каждый раз во время налёта рядом с директором стоит? Что, думаешь, там безопаснее, чем в других местах школы?
— Я не говорю, что безопасно, — тон голоса девушки стал более миролюбивым. — Но ведь надо не только свою работу выполнять, но и об общественном думать. Победа, знаешь ли, куётся не только на крыше рядом с директором во время налётов.
— И много ты знаешь о войне и о том, что где куётся?
— А разве трудно сообразить?
— Слушай, с тобой разговаривать так же бесполезно, как носить воду в решете. Не собираюсь я цербером ходить за ребятами.
— Ты просто боишься!
Илья отмахнулся и поспешил уйти — спорить с прилипчивой одноклассницей, как всегда, было себе дороже. У него хватало забот, чтоб не забивать себе голову тем, что казалось ему невнятными капризами взбалмошной девицы. Благодаря госпоже Гвелледан он довольно редко сталкивался с одноклассниками, так яро не принимавшими его теперь, с такой готовностью возложившими на него ответственность за происходящее с ними.
Директор школы вызвала его к себе в кабинет на следующий же день после очередного нападения на школу и без всяких предисловий, ничего не поясняя, повела вниз по на удивление широкой, даже роскошной лестнице, ведущей в подвал главного школьного корпуса.
Илья ожидал увидеть обычное подвальное помещение, грязное и влажное, пахнущее мокрыми тряпками и пылью, перевитое трубами от пола до низко нависающего потолка, однако здесь всё выглядело совсем иначе. В воздухе стоял слабый-слабый, почти неразличимый аромат подсушенных лилий и зимних яблок, тяжёлые своды, подпираемые массивными колоннами, были освещены магически, то есть ровно настолько, чтоб различать все подробности интерьера, но при этом ничто не резало глаз.
А обстановку действительно можно было назвать интерьером, хотя мебели здесь почти не имелось. Часть арок между колонн была завешена тонкими гардинами, кое-где стояли странные растения в тяжёлых горшках, почему-то нисколько не страдающие от недостатка солнечного света. Помимо едва ощутимого аромата воздух подземелья был напоен магией, а если точнее — интенсивным запахом чистой энергии, немного напоминающим кристальный до тошнотворности привкус озона.
— Вот здесь, — произнесла госпожа Гвелледан, сдвигая в сторону одно из покрывал, а потом и резной экран слоновой кости с серебряной отделкой, который раньше не был виден. — Как вам?
Ориор имел форму кольца, стоящего на каменном полу, слегка накренившись, и энергия, уплотнившаяся настолько, что обрела вид вещества почти такого же плотного, как ртуть, безостановочно текла по кругу, по форме, сохранявшейся неведомым образом. В глубине серо-стального потока то и дело вспыхивали искры двух оттенков — алого и бледно-зелёного, но так часто и так неярко, что юноша скоро перестал обращать на это внимание.
— Офигеть, какой мощный… — протянул Илья, опасливо отодвигая назад руку с кольцом.
— Не слишком мощный, по правде говоря. Нашей задачей было создать автономный ориор, именно автономный. Поэтому я решила, что лучше потерять в мощности, но зато не рисковать тем, что в самый ответственный момент напряжение упадёт, и заклинательные системы откажут, — леди Гвелледан взяла низенькую скамеечку и поставила в нескольких шагах от кольца энергий. — Садитесь рядом. Вот там есть ещё одна скамеечка.
— Ничего, я так, — Илья осторожно присел рядом на корточки. — Я не чувствую в нём структуры.
— Мне интересно, чувствовали ли в ориоре структуру опытные Видящие маги, — улыбнулась женщина. В её улыбке было много мечтательности, которая наделила взгляд девичьей нежностью, и на мгновение она показалась ему совсем юной. — И вообще — как они воспринимали оформленные средоточия магической энергии…
— Я могу попытаться рассказать, — нахмурился юноша, но, едва она взглянула на него, сообразил, что она, кажется, имела в виду что-то другое.
— Опыт заставляет смотреть на оттенки цветов как на законченную структуру и даже позволяет видеть перспективы её развития. Вы это поймёте, причём очень скоро, как я понимаю. Практики у вас будет много. Но мне бы хотелось показать вам кое-какие приёмы взаимодействия с ориором. Вас намного лучше научат возводить подобные в Энглейе и в Магической Академии.
