Несколько минут они сосредоточённо ели в тишине, потом оба налили себе кофе.

— Значит, теперь я стану как бы членом вашей семьи?

— Ни в коем случае. Это моя сестра войдёт в твою семью. Поспорю, что в ближайшее время тебе предложат избрать себе другую фамилию. Которая будет звучать для нас привычнее, чем твоя настоящая.

— Обалдеть можно… Ну что… Надо ложиться, пожалуй. Отнести назад поднос?

— Не надо. Выставлю его у входа, потом заберут. Надо ложиться, ты прав. — Он забрался в спальный мешок, плотно завернулся и задул светильник.

Илья сам в глубине души удивлялся — он не чувствовал ничего особенного, и мыслей никаких необычных в голову не лезло, и выспался он отлично, без сновидений. Может быть, здесь сыграл роль пример Санджифа, явно воспринимавшего произошедшее как нечто естественное и даже неизбежное.

Замок встретил их переполохом, имеющим малое отношение к предстоящей церемонии — просто нужно было снова собирать припасы для армии и формировать подкрепление. Для помолвки, правда, тоже что-то готовили, но в общей суете эти приготовления пропали, как обломок камня на засыпанном галькой побережье.

Санджиф предложил Илье одно из своих парадных одеяний. Зашнуровав на себе густо расшитый золотом камзол, петербуржец даже не решился посмотреть в зеркало — ему казалось, что вид обязательно окажется дурацкий. Зато меч, который ему предложили повесить на пояс, поразил его воображение. Оружие было красивое, гарда и рукоять отделаны серебром, густо-синий камень в перекрестье.

В большом зале, где собрались многие из представителей местной знати, соратники лорда Даро, священник торопливо раскладывал на подставке нужные ему принадлежности, а за спинами гостей уже накрывали праздничный стол. Госпожа Межена спустилась из своих покоев самой последней — она была облачена во что-то многослойное, скрывающее фигуру и делающее её похожей на снежный сугроб. Однако, усевшись в предложенное кресло, она обняла руками живот, сделав его заметным. Илья избегал смотреть в её сторону.

Сама церемония мало интересовала его, он не прислушивался и не присматривался к тому, что происходило. Единственное, что интересовало его, — выражения лиц окружающих его людей. Пожалуй, одна только госпожа Межена казалась смущённой и посматривала на будущего зятя с беспокойством.

В глазах остальных, похоже, вся эта странная ситуация отнюдь не выглядела странной.

Петербуржец, повторяя за священником, послушно принёс клятву сочетаться браком с дочерью лорда Даро, жить с ней в согласии и верности, блюсти её интересы и идти с нею путём добродетели. Следом настал черёд будущего отца, который произносил нужные формулы без какой-либо подсказки, а потом накинул длинное белое покрывало на плечо и правую руку своей супруги и положил поверх плотной ткани ладонь Ильи. Кольцо, которое юноша по логике должен был надеть на палец невесты, было повешено на тонкую серебряную цепочку и передано госпоже Межене.

Та, помедлив, накинула цепочку себе на шею.

Услышав фразу «Будьте же едины в своём намерении сочетаться браком и ступайте с миром», петербуржец вопросительно повернулся к другу.

— Всё?

— Да, церемония короткая, — шепнут тот, следя за тем, как священник собирает свой скарб в длинные резные ларцы.

— А зачем эта тряпка?

— Покровец? Но ты же не можешь во время церемонии помолвки или свадьбы коснуться руки чужой жены. Пусть даже и символически. Ты можешь прикоснуться только к руке будущей жены — либо ни к чьей вообще.

— В принципе логично… Затейливые у вас традиции.

— Я слышал, у вас не проще…

— Да, только их никто не соблюдает.

— Предлагаю поднять бокалы за союз наших семей, — громко произнёс господин Даро. — С лёгкой душой отдаю вам свою дочь, господин Барехов, и надеюсь, что нашу дружбу ничто не разобьёт.

У совершенно сбитого с толку всей этой торжественностью Ильи едва не вырвалось в ответ: «Аминь!», но он вовремя прикусил язык.

Вино обожгло его рот, оно оказалось крепче, чем то, которое ему приходилось пить раньше. Стоило ему осушить бокал, как слуга немедленно подлил ему ещё, и юноша снова отпил, в растерянности не зная, что ему ещё делать.

— Не напивайся, — тихонько сказала ему госпожа Элейна, возникшая рядом. — Нам ещё добираться до лагеря. Если переберёшь, можешь из седла вылететь или замёрзнуть.

— Я и не собирался. — Юноша отставил бокал. Один из слуг поднёс ему блюдо с закусками. — И что теперь?

— Ты имеешь в виду войну или своё семейное положение?

— Ну, в первую очередь войну. Лорды ведь говорили, что собираются переманивать у Ингена сторонников.

— В том числе.

— А иначе нам его не побить, так?

— Это сложный вопрос. И, что самое главное, не столь важный. Даже если с нашим главным противником можно справиться без дополнительных сил, всё равно их стоит пытаться привлечь. Всё это политика, и война — тоже один из элементов политики. Лорд, наш глубоконеуважаемый император, решил воспользоваться войной как шоковой терапией. Если бы в тот день у него в руках оказался ты, предприятие, скорее всего, увенчалось бы успехом. Но даже теперь, когда всё пошло вразрез с его планами, нельзя не признать, что он, так или иначе, вынуждает нас играть по своим правилам.

— В смысле?

— Ну сам посуди: кто перевёл спор в плоскость больших или меньших прав на престол? Именно лорд Инген. Чтобы победить, нужно вынудить врага играть по твоим правилам, а не наоборот.

— Почему?

— Потому что свои правила он знает лучше и подготовлен именно для них. Мы можем победить его на его же территории, но это потребует слишком больших усилий. Это будет Пиррова победа — так, кажется, у вас говорят.

— Ага… Так что вы будете делать?

— Все. Будем пытаться перевести политический разговор с монархии на оптимат либо же искать в его позиции уязвимые места. Последнее, как я понимаю, вероятнее. Увы.

— Разве вы против монархии? Но я думал…

— Ты верно думал. Однако я такая рьяная сторонница монархии, что плохо воспринимаю любое отступление от старых традиций, старых законов. При этом понимая, что старину не вернуть. То, что было двести лет назад, осталось в прошлом. — И она мечтательно улыбнулась, глядя в сторону.

В этот миг лицо её показалось Илье совсем юным и влюблённым. Он вдруг испытал острый укол жалости — жалости к этому человеку, оставившему в былом что-то очень дорогое для себя, такое дорогое, что забыть о нём она не может, и не забудет никогда.

Госпожа Шаидар казалась юноше замечательнейшим человеком, и ему непременно и бескорыстно хотелось, чтобы она была счастлива.

— Поэтому вы стоите за оптимат?

— Поэтому я стою против лорда Ингена. Он слишком много на себя берёт.

Госпожа Элейна взяла с блюда фаршированную креветку. Она казалась рассеянной, взгляд гулял где-то далеко, за пределами залы, словно женщина обозревала поле боя и расставленные на нём отряды, прикидывая, где будет опаснее и от какого участка лучше держаться подальше. Илья подумал, что эта женщина готова идти к намеченной цели с упорством, которым не каждый мужчина может похвастаться. Это успокоило его, хоть и не полностью. Всё-таки ситуация в любой момент могла повернуться другой стороной, и господам местным лордам стало бы выгодно подчиниться новоявленному императору.

Остановит ли в подобной ситуации госпожу Элейну неприязнь, которую она испытывает к Ингену? Остановит ли неприязнь господина Даро? Он, должно быть, слишком политик, чтоб пожертвовать

Вы читаете Война за корону
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату