– Так вот, Юлий, – психиатр немного освоился в кабинете и закинул ногу на ногу, – шизофрения, – это, если можно так выразиться, долгоиграющая болезнь. Она развивается на протяжении многих лет и внешне практически ничем не проявляется.
– Когда же тогда диагноз ставят?
– К сожалению, часто тогда, когда уже поздно, – с прискорбием вздохнул доктор. – Стопроцентный диагноз означает, что человек болен уже много лет.
– И что, никаких внешних признаков нет? – непонятно почему заинтересовался Зацепин.
– Ведущие симптомы: повышенная утомляемость, снижение либидо, раздражительность.
– А более явные? У нас раздражительным весь город ходит.
– Ну… патологическая уверенность в своей правоте.
– Значит, в нашем управлении полно шизофреников. И чем больше звезд на погонах, тем больше уверенность.
– Нет, ну это вы… Основной признак – раздвоение личности.
– Это уже ближе к теме. – Юлий кивнул, соглашаясь с собеседником. – Почти все маньяки говорят, что слышат разные голоса.
– Вот видите!
– Только в большинстве случаев это отмазка, чтобы закосить от тюремной камеры и попасть в больницу.
– Нет, на самом деле… У многих шизофреников еще в детстве появляется так называемый двойник. Люди действительно слышат голоса, хотя и звучат они только в их собственных головах. Так что не всегда это способ «отмазаться».
– Двойники, говорите? А ведь это очень удобно! Сам дома спишь, а двойника на работу отправляешь. Или посылаешь его на «дело», а сам алиби обеспечиваешь.
– Вы прямо как Меджиславский, – снова обиделся психиатр.
Зацепин тряхнул головой – послышалось?
– Что вы сказали?
– Он тоже сначала серьезно спрашивал, а потом перевел все в шутку.
Доктор надулся и скрестил руки на груди, демонстративно отвернувшись к окну.
– Подождите… Вы имеете в виду Данилу Меджиславского, иллюзиониста?
– Его, – буркнул доктор.
– Он что – на учете у вас состоит?
– Нет. Он к знакомому своему пришел, а жена у меня работает.
– Чья жена?
– Знакомого. Он на радио работает, Алексей его зовут.
– А скажите, доктор, – Зацепин подался вперед, – вы не заметили у Меджиславского… отклонений?
– Что вы имеете в виду?
– Вы сказали, он вас
– Мы, вообще-то, о фокусах говорили, ну и разговор зашел о двойниках. Он жалел, что у него нет брата-близнеца. А я ему в шутку ответил, что двойник может появиться и так.
– В смысле?
– Раздвоение личности может появиться не только от шизофрении, а и от наркотиков, травмы головы и… стресса.
Доктор многозначительно посмотрел на Зацепина.
– И что он?
– Да ничего. Рассказал, что иногда чувствует, словно кто-то за ним следит.
– Мания преследования?
– Не думаю. Такое бывает практически у всех людей. Скажите откровенно, – доктор хитро улыбнулся, – у вас никогда не возникало ощущение, что в пустой комнате, кроме вас, кто-то есть? Или ощущение взгляда в затылок, хотя позади вас никого не было?
Подумав, Юлий вспомнил пару таких случаев, но признаваться в этом не хотелось.
– Не припоминаю.
Доктор усмехнулся. Он не поверил, но вслух ничего не сказал.
Дверь открылась, и в кабинет ввалился мокрый Киреев, зажимая под мышкой пакет с продуктами.
– Погодка… – пробормотал он, с отвращением стаскивая с себя облепившую его матерчатую куртку. Юлий накинул свою кожанку и, выйдя в коридор, подошел к окну.
Мелкий дождь насытил улицу никому не нужной влагой, незаметно пропитав одежду и волосы прохожих микроскопическими каплями. На стекле эти капли собирались, соединялись, словно разрозненные полки армии, и стремительными ручейками срывались в атаку на отсыревший от этой бесконечной войны подоконник.
Почему Данила затеял этот разговор с доктором? Что за слежка? Кто следит и почему? И следит ли вообще? А может… Данила действительно начал сходить с ума? «Шизофрения – долгоиграющая болезнь. Она развивается на протяжении многих лет и внешне практически ничем не проявляется». Могло ли давнее событие повлиять на детскую психику? Кстати, давнее событие… Гадалка!
Киреев не поленился съездить на кладбище. Если версия Юлия верна, то Данила не мог не прийти на могилу своего дяди и его жены.
Директор, мельком глянув на раскрытое удостоверение, посмотрел на вырванную из газеты фотографию и кивнул головой:
– Знаю. Кто же теперь его не знает? Месяц назад он заказал новую ограду и плиту из мрамора для своих родственников.
– Можно посмотреть?
– Сейчас. Иван!
В кабинете появился маленький мужичок в покрытой пылью спецовке.
– А? Звали?
– Проведи товарища на… – директор сверился с картой, лежащей перед ним на столе, – сто пятнадцатый участок. Это недалеко.
– Я на машине, – сказал Сергей.
– Иван, покажешь дорогу…
Через десять минут Киреев стоял перед дорогой могильной плитой. По кладбищу пророкотало эхо от шедшего вдалеке железнодорожного состава. Звук отражался от надгробий и накатывал одновременно с разных сторон, рождая в душе непонятную тревогу. Киреев подумал, что не хотел бы оказаться здесь ночью. Хотя в привидения он не верил.
Сергей прочитал вырезанные на мраморе буквы.
«Виктор Сергеевич Меджиславский» и рядом «Валентина Семеновна Меджиславская».
Что ему дало увиденное? Только подтверждение факта, что у Данилы хорошая память и развитое чувство долга перед родственниками? Или нечто большее?
– Этот мужик тоже часто приходит.
Сергей повернулся к Ивану. Затем посмотрел на фотографию, которую все еще сжимал в руке.
– Кто?
– Ну вот этот, рядом с фокусником который.
Кривой грязный палец замер в сантиметре от групповой фотографии, вырезанной из газеты. Иван узнал двоюродного дядю Киреева.
– Этого я знаю. У него жена тут рядом похоронена.
– А-а, понятно…
Сергей видел иногда Петра Зиновьевича в городе и даже заходил два раза в гости. Дядя расспрашивал о его работе, но о своих делах особо не распространялся. Все хочет знать, но ничего сам не расскажет. Иллюзионист, одним словом. А о Меджиславском его дядя мог бы многое рассказать. Но вряд ли Петр будет откровенничать о тайнах Данилы. Или попробовать?
– Ну как, понравилось? – Иван высморкался и вытер руку о штаны. – Или еще какие могилки смотреть будете?
