поместиться в эту емкость. Зачем занимать лишнее место.
Глядя на них, зашевелился весь лагерь. Остальные поднимались медленнее, ленивее, но постепенно втянулись в единый ритм, и стало нелепо валяться или тянуть со сборами. Как можно лентяйничать, если вокруг все трудятся? К тому же есть опасность отстать от армии. В области, где хозяйничают датчане, а заодно и банды местных разбойников (а датские набеги многих крестьян оставляют без средств к существованию и до следующего лета превращают в бандитов), это просто смертельно.
Было за полдень, когда армия поднялась и направилась к Эсцедуну. Ассер ехал рядом с Эльфредом и рассказывал ему, что по-латыни Эсцедун называется Mons fraxini, или же Осиновая Гора, а Лондиний или Лондиниум, уж как произнести, небольшой городишко, больше похожий на селенье, спрятанное в старых развалинах, при римлянах был довольно большим и богатым городом. А все потому, что через Лондиний тогда проходили все легионы, а обратно шли подати – в самый Рим.
– Я был в Риме, – сказал Эльфред.
Монах взглянул на него с нескрываемой завистью.
– Я мечтаю взглянуть на Вечный Город и припасть к стопам папы.
Принц не слишком почтительно фыркнул.
– Этот город больше смахивает на вечное кладбище. Огромные поля развалин, все порушено, во многих домах живут только совы и одичавшие псы. Для папы выстроен дворец, да вокруг немного богатых домов, большинство из которых возведены на старых фундаментах. А остальное – хижины и хижины. Да многие живут в старых домах римлян, в тех, что сохранились лучше.
– Конечно, этот город нуждается в заботе и трудах. Но я все равно хотел бы на него взглянуть. Скажи, принц, ты видел папу?
– Видел. Но я плохо помню. Потом мне рассказывали, будто бы он короновал меня властителем Британии. Не очень понимаю, зачем он это сделал ведь тогда жив был наш с Этельредом отец. Он носил корону. И хоть он был куда могущественнее чем мой старший брат – владел и Кентом, и Суссексом, и Эссексом – но все же королем Британии его не назовешь.
– Папа благословил тебя на то, чтоб стать таким же могучим владыкой, как Артур.
– Это легенды, Ассер. Король Артур был всего лишь верховным королем над королями британских областей, но власти у него было не так уж и много. Хотя, конечно, побольше, чем у короля Уэссекса, – Эльфред задумался. – Хорошо было бы подчинить себе хотя бы те земли, которые повиновались моему отцу. И Мерсию заодно. Чтоб королевство могло противостоять врагу, угрожающему извне, оно должно быть большим и могучим… Да только я никогда не буду королем. Этельред еще молод, и у него трое детей.
– Все смертны, принц.
– Да, и я в том числе. И не буду я желать смерти брату. Пусть лучше он ломает голову над королевскими проблемами.
До Эсцедуна добирались почти до вечера. Лазутчики сообщили королю, что датчане совсем близко, и Этельред приказал войску отдыхать. Никто не нападает на врага ночью, никто не кидается в схватку прямо с марша. Большинство саксов, особенно те, кому приходилось поспешать за конниками, держась за стремя, устали, и теперь им непременно требовалось хоть три-четыре часа сна.
– Все поднимутся еще до восхода! – зловеще предупредил король, и те, кто его слышал, поспешили улечься где попало, лишь бы вздремнуть.
А за спиной укладывающегося на пару веток лапника и седло Эльфреда ворчал Алард:
– И мне, конечно, вставать ни свет, ни заря, чтоб вас, прохвостов, успеть накормить завтраком.
– Конечно, – зевнув и засыпая, пробормотал принц. – Как же мы будем драться, если ты нас не накормишь? Не дури.
Что в ответ ворчал старик, младший брат уэссекского короля уже не слышал. Под веками его разлилось бесцветие, и сознание окунулось в глубины, тайн которых смертным не дано знать. Даже во сне Эльфред помнил, что спать ему осталось совсем немного, что нужно набрать как можно больше сил и не растерять ни минуточки. Он спал и думал о том, выспится ли, и тяжело ли будет утром отрывать от седла дурную с недосыпа голову. Реальность оборачивалась сном, а сон – реальностью.
Утром ему было не до завтрака. Он отмахивался отАларда, пытавшегося его растолкать, и в ответ ни злое предупреждение: «Смотри, останешься без еды!» послал его к черту.
– До чего ж ты обнаглел, принц, – проворчал старик и наклонился над своим эрлом и одновременно питомцем. Тот спал.
Правда, меньше, чем через двадцать минут он проснулся, словно от толчка, вскочил на ноги, и, обведя присутствующих дурным взглядом, вытащил из-под себя подкольчужник, расстелил его на лапнике, потому что тот был очень мягким и плохо промокал, и принялся натягивать на себя. Следом из сумки, из промасленного льняного полотна появилась кольчуга и шлем. На торопливо опустошаемый котелок каши принц не обратил ни малейшего внимания. Его равнодушие к своей стряпне Алард воспринял, как личную обиду.
– Смотри, и вечером без ужина оставлю, – сердито сказал он Эльфреду.
– Поужинаю у брата, за праздничным столом, – невозмутимо ответил тот. – На тебе, Алард, свет клином не сошелся.
– Праздник-то по какому случаю? – проворчал тот.
– Глупый вопрос. По случаю победы, конечно.
– А ты думаешь, мы победим? – вдруг спросил один из молодых парней – тот, что старательно облизывал ложку, прежде чем убрать ее за голенище сапога.
Эльфред покосился на него с неудовольствием.
– Как, интересно, может быть иначе? – осведомился он. – Разумеется, мы победим.
Лишь рассеянный бы не заметил, насколько слова младшего брата короля приободрили воинов.
