прислал, — как, впрочем, и Даниле Галицкому. «Миндогь же посла к папе и прия крещение, крещение же его льстиво бысть, жряше богомъ своимъ в тайне: первому Нънадееви, и Телявели, и Диверикьзу заеячему богу, и Меидеину, — егда выехаше на поле, и выбегняше заяць на поле, в лесъ рощения не вохожаху вону и не смеяше ни розгы уломити. И богомь своим жряше, и мертвых телеса сожигаше, и поганьство свое яве творяше».
И все же галицко-волынские князья в тот момент были еще сильнее. Трижды ходил Данила на Миндовга — с братом Василькой, с сыном Львом, со сватом — половецким князем Тягаком. Война 1248–1254 годов закончилась соглашением, по условиям которого Миндовг остался князем собственно Литвы, Новогородок же взял в князья его старшего сына Войшалка (в Хронике литовской и жмойтскстй — Войселка).
Именно Войшалк, по убеждению М. Ермоловича, соединил Новогородок и Литву в единое государство.
А что же Миндовг? Безусловно, это была сильная политическая фигура, одна из сильнейших в те времена. Однако Миндовгу недоставало политического расчета, выдержки и последовательности. Свои права на Новогородокский стол он потерял уже в 1251 году, когда принял крещение от папы римского. Что ни говори, а Черная Русь была Русью. Православной землей, на которой тогда еще не стояли костелы. Миндовг в душе мог оставаться язычником, мог бояться заячьего бога Диверикса, однако заигрывания с Римом — это уже дипломатический и политический ход, на тот момент он представлялся сильным, а на самом деле оказался слабым. Вот Войшалк доказал новогородокской шляхте, что он настоящий христианин, православный. Три года жил в монастыре, хотел сходить на Афон, чтобы там окрестить Литву, основал большой монастырь под Новогородком. А самое главное — он удачно замирился с Данилой и его сыновьями. Без согласия Миндовга отдал его дочку, а свою сестру, за сына Данилы Галицкого Шварна. Добровольно признал свое подчинение столу Галицко-Волынскому, князем новогородокским в то время стал другой Данилов сын — Роман. И только в 1258 году увиделись настоящие планы Войшалка, когда он вернулся из Полонинского монастыря в Литву и схватил Романа. Умело лавируя, он не допустил нападения на Новогородок ни самого Данилы, ни татарского хана Бурундая. В тот момент престолонаследниками Литвы, кроме самого Войшалка и Миндовга, оставались Товтивил, что княжил в Полоцке, жмойтскнй князь Транята и нальщанский князь Довмонт. Довмонт убил Миндовга с двумя его сыновьями. Транята убил Товтивила. Самому же Траняте отомстили бывшие конюхи Миндовга — убили его. Войшалк остался единственным претендентом на стол Новогородокский, Литовский и Жмойтский. Создание Великого княжества Новогородокского и Литовского (а в Хронике: Литовского, Жмойтского, Новогородокского, Полоцкого и Курляндского) произошло.
Хроника литовская и жмойтская говорит: «…панове, в которых належал порадок и заховане1 речи посполитой… загасивши межи собою неснаски2 все, назначивши час, зъехалися до Тарнова и радили о выбраню пана и князя собе. А так радили Войселка чернца сына Мендогова, котрый на той час мешкал3 в Пинску в монастыру, поднести на панство, а иные многих инших хотели, а полочане, новгорожане, городняне, подляшане и мозыране згожалися4 едностайными5 голосами, на котрогоколвек6 з сынов Данила короля руского, люб Лва, любо теж Романа на панство просити Литовское, иншие тежь на Свар-на… Литовские знову все панове на тое и слова не дали мовити7, боронячи в том и перестерегаючи волности своей и всего народу своего литовского, мовили, же лепше8 Войселка, сына Мендогова, яко власного9 дедича з монастыря Пинского на князство взяти, а если бы не хотел, то и гвалтом взят его, и на Великое князство Литовское отчизное поднести. А так зараз панове литовские выправили до Войселка послов зацных10 и великих панов, именем всего посполства и панов, просячи его на отчизное, власне ему належачое панство… И так великими прозбами от подданых будучи змякчоным, выехал з монастыря Пинского до Новгородка, а потом з новгорожаны в княжом почте11 до Кернова, где его вси Панове, бояре и все посполство з великим веселем и радостию, «ладо», «ладо», взываючи, вдячне12 его приняли, и на столицы Великого князства Литовского, Жомойтского, Новгородского, Полоцкого и Курляндского посадили звыклыми13 церемониями, и з мечем, в шате14 и шапце княжой, поднесли веншуючи и зычачи15 ему щасливаго панованя в долгие веки».
И дальше: «А так Войселок, одержавши грунтовне16 панство отчизное, трвал17 набожне в законе чернцем, бо завше18 на княжих сукнях светлодорогих, на голове зверху клобук чорный носил. Еднак же на початку панованя своего много панов литовских, жомойтских и ятвязских помордовал19, мстичися смерти отца своего Мендога, другие зась, як пред Неронам утекали, а он имения их своим роздавал двораном, и тым презследованем неприятелей внутрных и лупезством подданых, великие скарбы20 зобрал, которым скарбом войска затягаючи, противко Лву Даниловичу, кролевичу рускому, княжати володимерскому о граници литовские воевал и поражал его. 3 Сварном, князем друцким, сестренцем Даниловым, великую мел приязнь, и сполною21 войсковою силою Полшу наежджали и велми плюндровали»2.
А вот что записано о тех же событиях в Галицко-Волынской летописи: «По Миндовгове же убитьи Воишелкъ убоявъся того же и бежа до Пиньска, и ту живяшеть, а Тренята нача княжити во всей земле Литовьской и в Жемоти. И посла по брата своего, по Товтивила, до Полотьска, река тако: «Брате, приеди семо, розделиве землю и добытокъ Миндовъговъ». Оному же приехавъшу к нему, и поча думати Товтивилъ, хотя убити Треняту, а Тренята собе думашеть на Товтивила пакъ. И пронесе думу Товтивилову бояринъ его Прокопий Полочанинъ. Тренята же попередивъ и убивъ Товтивила, и нача княжити одинъ. Посем же начата думати конюси Миндовгови, 4 паробци, како бы лзе имъ убити Тренята. Оному же идущу до мовнича мыться, они же усмотревше собе веремя такова, убиша Треняту. И тако бысть конець убитья Тренятина.
Се же услышавъ Воишелкъ, поиде с пиняны к Новугороду, и оттоле поя со собою новгородце, и поиде в Литву княжить. Литва же вся прияша и с радостью, своего господичича.
Въ лето 6772 (1264). Воишелкь же нача княжити во всей земли Литовьской, и поча вороги свое избивати, изби ихъ бещисленое множество, а друзии разбегошася, камо кто видя…»
Может удивить, что две летописи написаны как бы разными языками. Но ничего странного нет. Во- первых, написаны они в разное время: Галицко-Волынская — в XIII веке, оригиналы белорусско-литовских летописей — в XIV–XV веках. Во-вторых, Галицко-Волынская летопись дошла до нас в списке Ипатьевской летописи XV века, а, например, Хроника литовская и жмойтская — в четырех списках, составленных в 30– 50-е годы XVIII века. Собственно, если бы это был один язык, то вряд ли он изменился бы за пару сотен лет. Свои основные особенности язык сохраняет тысячелетиями. Да, белорусско-литовские летописи написаны «русским» языком, но этот «русский» уже далеко отошел от древнерусского. Скорее всего, в Хронике мы имеем дело с белорусским языком.
Но разговор об этом более подробно пойдет дальше, сейчас же я хочу сказать следующее. Еще польский хронист Матвей Стрыйковский, автор XVI века, отметил — все использованные им литовские хроники написаны на русском языке, но с добавлением литовского акцента. Исследователь XIX века И. Данилович тоже утверждал: «Все литовские летописцы написаны по-русски, которые Литва в древности употребляла как хроники». И далее: литовцы хоть и подчинили себе русские области, но тем не менее они приняли «язык русский за язык двора, науки, судопроизводства, права, дипломатии, и только с его помощью понимали друг друга и писали летописи». Он же высказал мысль о том, что существовало русско-литовское наречие, или «литовский диалект», которым русские (из Московской Руси) никогда не писали. Основываясь на этих и многих других сведениях, Н. Улащик в своем «Введении в изучение белорусско-литовского летописания» считает, что Данилович здесь имеет в виду белорусский язык — государственный язык Великого княжества Литовского.
Вернемся опять к Новогородку, Новгородку, Новогрудку — в последнем названии многие исследователи небезосновательно видят влияние польской языковой стихии — и удивляются, что она закрепилась в современном белорусском языке. Каким же город впервые предстает в наших летописях, этот главный город Черной Руси? И отчего так стремительно возросло его могущество? Еще в 1240 году литовские князья нашли его разрушенным «через Батыя» (исторические источники такого факта не знают), а уже в семидесятые годы этого же века Войшалку Новогородокскому подчинялись все Белорусское Полесье, Подляшье, часть Украины, Литва и Жемайтия.