B. Кожинов: Слово, сказанное из-за рубежа, для нас всегда много значило. Эта своего рода закономерность развития русского самосознания была уяснена давным-давно. Еще в 1839 году Иван Киреевский, размышляя о духовных ценностях русского православия, печально констатировал: «Желать теперь остается нам только одного: чтобы какой-нибудь француз понял оригинальность учения христианского, как оно заключается в нашей Церкви, и написал об этом статью в журнале; чтобы немец, поверивши ему, изучил нашу Церковь поглубже и стал бы доказывать на лекциях, что в ней открывается именно то, чего теперь требует просвещение Европы. Тогда, без сомнения, мы поверили бы французу и немцу и сами узнали бы то, что имеем». Так оно и выходило не раз.
Когда завершилось печатание «Войны и мира», один лишь Николай Страхов смог оценить величие совершенного Львом Толстым творческого подвига. Толстовская эпопея, настаивал он, «принадлежит к самым великим, самым лучшим созданиям поэзии, какие мы только знаем и можем вообразить. Западные литературы в настоящее время не представляют ничего равного и даже ничего близко подходящего…» Но голос Страхова потерялся среди посредственных оценок и уничтожающих отзывов. И потребовалась поддержка из-за рубежа, чтобы «Война и мир» получила в России действительное признание.
Что касается нашей истории, то мы до сих пор смотрим на нее глазами либерала-западника, и ничего хорошего из этого выйти не может. Русскому историку-западнику весь наш путь развития (Византия, Золотая Орда) кажется не самым удачным и даже во многом ложным, поскольку он воспринимается как «уродование», «искажение», «извращение» западного пути. Однако западный путь развития – не единственно правильный, не единственно возможный. Япония и Китай тому наглядные доказательства. На Россию неверно смотреть как на нечто «лучшее» или, напротив, «худшее» по сравнению с Западом. Мы другие. От Византии, единственной прямой наследницы античного мира, мы восприняли важнейшие характеризующие нас свойства: православие, духовность, открытость по отношению к ценностям других этносов, признание их за равных себе.
В 1835 году Чаадаев справедливо писал: «… у нас другое начало цивилизации… Поэтому нам незачем бежать за другими; нам следует откровенно оценить себя, понять, что мы такое, выйти из лжи и утвердиться в истине. Тогда мы пойдем вперед…»
А. Зименков:
Родиться в России[277]
– В этом слове, как сказал один мыслитель, есть «священная тайна». Такая ж тайна заключена и в понятии матери. Есть что-то непреклонное в том, что именно от данной женщины тебе было суждено родиться на свет. В слове «мать» есть начатки неустранимого религиозного чувства. И как мы судим о человеке по его отношению к своей матери, так же мы можем судить о нем по его отношению к своей Родине. Патриотизм – это и есть не что иное, как отношение к России как к матери.
Лет двадцать назад один довольно известный тогда английский журналист, живший в России и писавший о ней, Питер Темпест, спросил меня, почему русские так много говорят о своей Родине, в отличие, скажем, от тех же англичан. Это происходит потому, ответил я, что для англичан понятие Родины незыблемо, а русские – это люди, которые постоянно в этом сомневаются. И тому есть свои причины. Россия слишком громадная страна, ее очень трудно обнять и даже немыслимо думать, что с ней что-то произойдет и она исчезнет.
Меня очень удивляет, что многие вроде бы даже просвещенные и к тому же имеющие популярность люди в последнее время пытаются третировать понятие патриотизма. Известный наш бард Булат Окуджава заявил однажды, что патриотизм – это примитивное чувство, которым обладает даже кошка. Надо сказать, что, когда человек высказывает ложную мысль, он очень часто сам себя опровергает. Дело в том, что кошка, в отличие от собаки, совершенно лишена патриотизма. Ей хорошо там, где ей лучше живется, где ее лучше кормят. Она совершенно не привязана к дому. Поэтому Булат Окуджава сам себя разоблачил. Поскольку его мысль ложная, он и привел ложный пример.
Неверно, будто бы патриотизм – это примитивное чувство. Чем более развит человек, тем более богат, сложен, многозначен его патриотизм. В него входит все представление человека об отечественной истории, культуре, быте… В России не было ни одного великого писателя или мыслителя, который не был бы ярко выраженным патриотом.
– Есть простое объяснение, касающееся большинства этих людей. Совсем недавно они были настроены чисто коммунистически, были «тоталитарными». И когда они объявили, что являются демократами, это выглядит так, как если бы пресмыкающиеся объявили, что с завтрашнего дня они являются млекопитающими.
Иногда говорят, что эти люди притворялись и, занимая партийные посты, в душе были демократами. У меня достаточно большой жизненный опыт, и я могу сказать, что «притвориться» в тех условиях было просто невозможно. Человек истинно демократический просто не смог бы сделать в тех условиях такую карьеру, как, скажем, Ельцин или Гайдар, который при самом «застое» в возрасте 26 лет уже «пробился» вместе с таким же молодым Чубайсом в экономическую «комиссию» при Политбюро ЦК КПСС.
– Это, пожалуй, самое печальное. И как раньше нынешние демократы молились на коммунизм, так сегодня они же молятся на так называемое цивилизованное общество. Причем под этим цивилизованным обществом понимаются те пятнадцать высокоразвитых стран, которые живут за счет всего остального мира. Так, Соединенные Штаты, где проживает лишь 4 процента населения Земли, потребляют 60 процентов
