Россия. Век XX-й (1939-1964)

Пришла и к нам на фронт весна,
Солдатам стало не до сна —
Не потому, что пушки бьют,
А потому, что вновь поют,
Забыв, что здесь идут бои,
Поют шальные соловьи… —

раскрывает ту историческую истину, о которой не говорится ни во многих несущих на себе печать «казенщины» книгах о войне, изданных в 1940-1980-х годах, ни тем более в очернительских писаниях 1990- х.

Но внуки пережившего войну поколения, поющие подобные песни сегодня, надо думать, как-то чувствуют эту воплотившуюся в них глубокую и всеобъемлющую истину.

Часть вторая «НЕИЗВЕСТНОЕ» ПОСЛЕВОЕННОЕ ВРЕМЯ 1946–1953 ГОДОВ

Глава пятая СССР И МИРОВАЯ СИТУАЦИЯ ПОСЛЕВОЕННЫХ ЛЕТ

В предыдущих главах этого сочинения не раз заходила речь о загадочных страницах истории ХХ века. Но едва ли будет преувеличением сказать, что один из самых загадочных периодов (или, пожалуй, даже самый загадочный) — послевоенный (1946–1953). Казалось бы, явления и события этого сравнительно недавнего времени не должны быть столь мало известными и понятыми. Ведь согласно переписи населения 1989 года — когда началась «гласность» — в стране имелось около 25 млн. людей, которые к концу войны были уже взрослыми и могли свидетельствовать о том, что происходило в послевоенные годы.

Однако сколько-нибудь определенные представления о том, что совершалось тогда в стране, начинают понемногу складываться лишь в самое последнее время — с середины 1990-х, то есть через полвека после Победы…

Такое положение, естественно, не могло быть беспричинным. Во-первых, обнаружившаяся уже к концу 1945 года ситуация «холодной войны» между СССР и Западом, за которой маячила угроза атомной бомбы, привела к тотальной «засекреченности». Конечно же, всякого рода закрытость была присуща и предвоенному периоду, и годам войны, но именно идущая, главным образом подспудно, «невидимо», конфронтация послевоенных лет довела эту тенденцию до предела…

Самые серьезные тогдашние опасения со стороны СССР были, что стало ясно позднее, вполне обоснованными. Так, в 1970-х годах была рассекречена, например, осуществленная еще 3 ноября 1945 (!) года Объединенным разведывательным управлением при Объединенном комитете начальников штабов США «разработка», согласно которой атомное нападение сразу на 20 городов СССР планировалось «не только в случае предстоящего советского нападения, но и тогда, когда уровень промышленного и научного развития страны противника даст возможность (только возможность! — В.К.) напасть на США либо защищаться (!) от нашего нападения»…[206]

Я не располагаю сведениями о том, когда эта «постановка вопроса» стала известна нашей разведке, но целый ряд фактов (в частности, получение строго засекреченной информации о самом ядерном оружии США) говорит об ее успешной деятельности в то время, и уместно полагать, что об американской программе превентивной войны вскоре же стало известно в Москве. То, что эта программа ни тогда, ни позднее не была реализована (даже и после авантюристической доставки наших ракет с ядерными боеголовками в 1962 году на Кубу!) — это уже другой вопрос. И нельзя забывать, что до августа 1949 года только США имели ядерное оружие, — притом количество изготовленных бомб непрерывно и скачкообразно росло[207].

Размышляя о послевоенном противостоянии Запада и СССР, необходимо учитывать одно чрезвычайно существенное изменение всей мировой ситуации в сравнении с довоенным периодом. Мало кто задумывается сейчас над тем, что в 1920-1930-х годах СССР не воспринимался как страна, представляющая реальную угрозу существованию Запада, — несмотря на несущиеся из Москвы проклятия капитализму и призывы к его свержению. Британский историк Алан Тейлор вполне обоснованно писал позднее:

«Советская Россия… устремленная к мировой революции, казалось, так или иначе угрожала миру капитализма… В 20-е годы многие, особенно сами коммунисты, ожидали, что… капиталистические государства набросятся на „государство рабочих“… Но эти ожидания не сбылись. Россия, в прошлом великая держава, европейская и азиатская одновременно, перестала теперь ею быть и в дипломатических расчетах всерьез не принималась!»[208]

В связи с этим вспомним еще раз о заведомо несостоятельной «концепции» (ее преподносили в последнее время многие авторы), согласно которой Гитлер-де опасался нападения СССР на Третий рейх (то есть в сущности почти всю Европу!) и поэтому напал сам… На деле и Гитлер, и все правители Запада, в общем, считали СССР «колоссом на глиняных ногах» и в 1941 году были убеждены в неизбежном и быстром его поражении. Так, 22 июня военный министр США Стимсон «после совещания с командованием вооруженных сил докладывал президенту: „Для нанесения поражения Советскому Союзу немцы будут основательно заняты минимум один, а максимум, возможно, более месяца“… Большая часть правительства и высшего командования полагала, что СССР потерпит поражение через месяц… Рузвельт… продлил этот срок до 1 октября 1941 г.»[209]

К концу войны всеобщее представление об СССР было уже совершенно иным, и Черчилль 5 марта 1946 года в своей ставшей знаменитой речи, произнесенной в присутствии президента США Трумэна в американском городе Фултон, недвусмысленно сказал о нашей стране как о реальнейшей и роковой угрозе самому существованию Запада, для спасения от которой необходима всемерная мобилизация его сил. Утверждая, что Россия «хочет… безграничного распространения своей мощи и доктрин», Черчилль заявил: «По этой причине старая доктрина равновесия сил теперь непригодна. Мы не можем позволить себе… действовать с позиций малого перевеса» и т. д.[210]

В дальнейшем изложении это глобальное противостояние Запада и СССР будет рассматриваться конкретно; сейчас необходимо установить только, что имевшая место с 1945 года ситуация как бы на грани новой мировой войны обусловила ту исключительную закрытость, которая крайне затруднила (и продолжает затруднять) понимание происходившего в стране. Вполне уместно утверждать, что реальная война не могла бы довести до такой степени засекреченности.

Н.С. Хрущев в своих воспоминаниях описал характерную сцену — Сталин созвал членов Политбюро и «утверждал, что через наши секретариаты идет утечка секретных материалов… Вдруг Сталин обращается ко мне: „Это у вас, через ваш секретариат идет утечка“. Я: „Товарищ Сталин, уверен, что такого не может быть…“»[211] и т. д.

Г.М. Маленков на Пленуме ЦК КПСС 7 июля 1953 года констатировал: «Политбюро уже длительное время нормально не функционировало. Члены Политбюро… работали по отдельным заданиям. В отношении некоторых членов Политбюро… было посеяно политическое