Помнится, он был однажды у Г.К. Жукова вместе со своим заместителем В.А. Алафузовым. Жуков принял их неохотно и ни одного вопроса, который они ставили, не решил. Впоследствии адмирал Исаков обращался к Жукову лишь в случаях крайней необходимости.
…трудности создавали не отдельные работники, которые всегда отличаются друг от друга своими личными качествами. Отношения двух военных наркоматов не были достаточно четко определены — вот в чем был гвоздь вопроса!
Некоторые теперь утверждают, якобы И.В. Сталин не придавал значения повышению боевой готовности Вооруженных Сил. Больше того, будто бы он просто запрещал этим заниматься. С этим я согласиться не могу. Ему, конечно, сообщали о повышенной готовности флотов и тех мерах, которые мы предпринимали в последние четыре — шесть предвоенных месяцев. По этому поводу мы посылали доклады и оперативные сводки в правительство и Генеральный штаб и никаких возражений оттуда не получали.
Но то, что моряки не получали никаких указаний о повышении боеготовности флотов непосредственно от правительства, я отношу к большому промаху…»
При всем том, что в словах Кузнецова чувствуется его явная «личная неприязнь» к Г.К. Жукову, видно, что нарком флота занимался необходимым повышением боевой готовности флота задолго до 22 июня. Видно также, что он делал это не «вопреки Сталину», а всего лишь в силу своих обязанностей, как ответственное должностное лицо. И его слова подтверждаются словами других флотских командиров и реальными событиями начала войны. Но вот последняя процитированная фраза Кузнецова очень показательна. При явном равнодушии к флоту наркомата и Генштаба, которым флот подчинялся напрямую, Кузнецов явно сожалеет, что тогда не было прямой подчиненности ВМФ правительству СССР, т. е. лично Сталину. Хочется надеяться, что, прочитав эти достаточно подробные выдержки из воспоминаний адмиралов, больше не будет иллюзий по поводу того, приводились ли армия и флот в боевую готовность заранее, до 22 июня, или нет. Приводила ли «Директива № 1» в некую мифическую и абстрактную боевую готовность армию и флот, и только в ночь на 22 июня, или это был «всего лишь» приказ-команда на объявление всеобщей тревоги и переход армии и флота в полную боевую готовность официально…
Тему «боевой готовности», понятие «степеней боевой готовности», то, как Сталин «не дал генералам привести войска в боевую готовность» и как приводились в боевую готовность западные округа на самом деле, подробно рассмотрим в последующих главах. Рассматривать будем на основе воспоминаний маршалов ВОВ, опубликованных документов предвоенных дней и показаний генералов, данных ими после войны. До сих пор официальные историки не торопятся заниматься этим вопросом — проще ходить «вокруг да около» вокруг разбирательства причин трагедии 22 июня. В крайнем случае, просто переписывают байки из «Воспоминаний и размышлений» Г.К. Жукова. Так что придется «не историкам» подробно рассмотреть то, как выполняли свои должностные обязанности эти самые генералы июня
1941 года. Как выполняли Директивы НКО и ГШ о приведении в ту самую боевую готовность, о чем уже несколько лет пишут и Ю. Мухин, и А. Мартиросян. Эти Директивы почему-то считались «утерянными» или «уничтоженными». Или как якобы эти Директивы и приказы «скрывались» современными Квашниными. Однако если вы хотите спрятать вещь в комнате — положите ее на видное место.
Но начнем разговор об этих Директивах, что на самом деле поступили в войска западных округов уже 14–15 июня (и даже 10 июня) 1941 года и согласно которым части западных округов и должны были приводиться в повышенную и полную боевую готовности, с мемуаров человека, одним из первых начавших писать о них (и вообще о событиях последних предвоенных недель) достаточно подробно. С воспоминаний маршала И.Х. Баграмяна. И заодно посмотрим, что писали другие прославленные маршалы о последних предвоенных днях перед 22 июня.
ЕЩЕ РАЗ О 22 ИЮНЯ
Изучая документы последних предвоенных дней, а также некоторые мемуары и — снова — «Директиву № 1», можно прийти к однозначному выводу: высший офицерский состав Красной армии, Наркомат обороны и Генеральный штаб получили от главы правительства И.В. Сталина все необходимые и возможные указания для отражения немецкой агрессии за несколько дней до нападения Германии на СССР. И «Директива № 1» — всего лишь последнее звено в предвоенных приказах и распоряжениях о подготовке армии к войне. Это была именно последняя Директива мирного времени, сообщающая прежде всего вероятную дату нападения Германии, «сигнал боевой тревоги». Хотя она же была и первой Директивой начавшейся долгой войны. Но этот документ не был единственным приказом о повышении боевой готовности. В предыдущей главе было показано, что сам текст «Директивы № 1» содержит информацию о том, что до нее уже были некие приказы и директивы о приведении войск западных округов в боевую готовность. О документах и о том, как войска западных округов приводились в боевую готовность за неделю до 22 июня, поговорим в следующей главе, а пока начнем с мемуаров.
В который раз, возвращаясь к «Директиве № 1» от 21 июня 1941 года, необходимо напомнить, что, вообще-то, сама данная Директива изначально введена была в оборот именно маршалом Победы Г.К. Жуковым. Зная склонность маршала к сочинительству, его обеляющему, можно также усомниться, что и эта Директива на «все сто» достоверна, точнее, что эта Директива была приведена Жуковым дословно и полностью. Такое ощущение, что она все же несколько «урезана» в тексте. Или в ней чего-то «не хватает». То ли отдельных слов и фраз, то ли просто некоего здравого смысла. Возможно, что и из-за этого она кажется многим исследователям «странной», похожа «наредкость безграмотную, непрофессиональную и практически невыполнимую» и «несуразную» Директиву?
Нигде и никто не ставит рядом с этой Директивой ее номерные данные. Похоже, что только из «Воспоминаний и размышлений» известны ее текст и «номер» — «№ 1 от 21.06.41 г.» (а то и «б/н от 21.06.41 г.»), А ведь при отправке в разные округа у нее и номера должны быть разные, для каждого округа свой номер. Но сам Жуков пишет, что первоначально им самим была подготовлена другая, более объемная директива. Сталин пригласил Жукова с Тимошенко и Ватутиным в Кремль, Жуков «захватил с собой проект Директивы войскам», и Сталин согласился дать в приграничные округа эту Директиву и объявить-таки в них «полную боевую готовность». Но по предложению Сталина Жуков с Ватутиным (который не отмечен в журналах посещений кабинета Сталина в это день — ждал в приемной?) составили новый, более короткий «проект директивы наркома», в котором Сталин сделал некие «поправки и передал наркому для подписи». И далее Г.К. Жуков приводит в своих мемуарах текст «Директивы № 1 от 21.06.41 г.». Но было бы хорошо прочитать подлинный текст «Директивы № 1» от
21 июня 1941 года, взглянуть одним глазком на оригинал — рукописный текст с «поправками» самого Сталина. И верхом мечтаний для историков должно быть желание хоть одним глазком взглянуть на ту «директиву войскам», что принесли с собой в кабинет Сталина Жуков и Тимошенко. Ведь сохранился же черновик от «15 мая», те самые «Соображения…», согласно которым, по «мнению» резунов-солониных Сталин «собирался нападать на Европу»… Так, может, где и эта директива, подготовленная Жуковым- Тимошенко, завалялась/хранится?
Все, сказанное ранее о «Директиве № 1», подтверждается двумя вопросами, заданными генералам «с целью обобщения опыта прошедшей войны, начального ее периода», в конце 1940-х годов: «С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?» и «Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии утром 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?»
В следующих главах мы поговорим подробнее об этих и других вопросах, а пока хотелось бы процитировать воспоминания офицеров, служивших в двух разных округах. Один был, дай бог, капитаном, замполитом танкового батальона в дивизии И.Д. Черняховского в Прибалтийском ОВО, другой — полковником в КОВО, в 1941 году — начальником оперативного отдела штаба Киевского округа.
