седовласый мужчина, за ним маленькая стройная женщина, а следом девочка в зелёном, как трава, платье.
— Бикулина! Бикулина! — закричала рисовальщица. — На, возьми на память! — Протянула рисунок. — Ты пиши мне! Каждый день пиши мне!
Девочка в зелёном платье взяла рисунок, пристально в него всмотрелась. Зелёные глаза её вдруг полыхнули, как у кошки в темноте.
— Эх вы! — закричала она атлетам, топчущимся около автобуса. — Сапожники! О, какие же… Так глупо проиграть! Из-за вас мы теперь уезжаем в Одессу! — И, не в силах сдерживать слёзы, разрыдалась.
— Юля! Прекрати! С ума сошла! — Седовласый мужчина огляделся. Никого, к счастью, не считая Маши и рисовальщицы, поблизости не было. — Успокойся, мы же не насовсем уезжаем.
— А вдруг тебя никогда не переведут в Москву? — истерически закричала Юля.
— Переведут… Я тебе обещаю, — с трудом улыбнулся мужчина.
— А я… — Юля тянула это «я», как ведро из колодца. Рождённое из шёпота «я» набирало страшную силу и уже гремело эхом, колотило по окнам, неистовствовало в пространстве, опоясанном домом. — Я не хочу! Я не хочу… Я… не хочу!
Столько страсти, энергии, воли было в этом «я», что даже у бывалых атлетов-пораженцев лица изменились. А Юля, вторично полыхнув глазами, порывисто обняла рисовальщицу. — До свидания, Рыбочка! До свидания, подружка! Ты меня не забудешь?
— Я тебя не забуду! — всхлипнула рисовальщица. — Я тебя буду ждать. Возвращайся быстрей!
— Только если проклятые одесситы возьмут кубок! — горько сказала Юля. — Медалей им сезона три не видать… — Она снова посмотрела на рисунок, чуть приоткрыла рот. Маша испугалась, что ещё одно громогласное «я» расколотит тишину, но этого не случилось.
— Юля! — позвал отец. Шофёр коротко просигналил. — Самолёт через полтора часа. Надо ехать.
Глаза у Юлии сузились и ещё пуще зазеленели.
— Стой на месте, Рыба! — прошептала она. — А ты… бледноногая, иди-ка сюда!
— Я? Сама ты бледноногая… — Маша на всякий случай шагнула назад.
— Иди, иди, не бойся! — приказала Юля. — Косу я тебе выдрать всегда успею…
— Чего? — Маша отступила ещё на шаг.
— Иди сюда!
Словно загипнотизированная, Маша приблизилась.
— Видишь коричневую сумку, бледноногая? — спросила Юля. — С застёжками. Сейчас ты как будто пойдёшь мимо и схватишь её с подножки, поняла? Схватишь и, как ветер, прилетишь сюда! Поняла?
— Юля! — Мужчина, казалось, потерял терпение. Вышел из автобуса.
— Сейчас, папочка! — сладко ответила Юля. Но как не соответствовал сладкий, покорный голос сжатым в ниточку губам, злому решительному накалу зелёных глаз. — Ну, пошла! — не прошептала, прошипела Юля.
— 3-зачем?
— Пошла!
Маша медленно двинулась в сторону автобуса, неуверенно улыбаясь и неотрывно глядя на сумку.
— На сумку-то не смотри как удав, — услышала голос Юли.
Мужчина в это время поднялся в автобус. За ним потянулись атлеты. Это облегчило Машину задачу. Схватив сумку, Маша попятилась, упала, поднялась и, сделав непонятный зигзаг, вернулась в сквер, где Юля топала ногами и кричала: «Быстрей, быстрей!»
Дальше произошло нечто совершенно неожиданное. Вырвав у Маши из рук сумку, Юля, как обезьянка, стала карабкаться на дуб, только белые ноги мелькали да сумка рывками взлетала всё выше и выше. Вскоре Юля оказалась на такой высоте, откуда двор ей предстал в ином измерении, потому что она прокричала:
— Рыба! Ты сверху похожа на курицу! А ты, новенькая, на крысу!
Из автобуса вышли все. Обступили дуб.
— Юля! Что за шутки? — устало спросил отец.
— Юля! Я лезу к тебе! — заявила мать.
Угрюмые атлеты быстро притащили откуда-то брезент, растянули под дубом. Они, судя по всему, были всегда готовы к любым неожиданностям. Удивить их было трудно.
— Эй, прыгай! — крикнул самый находчивый.
Из зелёных шелестящих веток послышался спокойный голос:
— Это исключено.
— Что исключено?
— Я не прыгну…
Один из атлетов скинул куртку и пару раз, разминаясь, присел.
— А если этот… полезет на дерево, я прыгну! Но не на брезент!
— Юлечка! — выдохнула мать.
— Ты же взрослая девочка! — Отец закурил, посмотрел на часы. — Мы без тебя никуда не уедем! — Сигарета в руке заметно дрожала.
— Я не слезу!
— Почему?
— Потому что я никуда не хочу уезжать! Потому что мой дом здесь!
Атлеты насторожённо следили за Юлиными перемещениями по веткам. Любопытные прохожие начали заполнять сквер. Сначала они вертели головами, потом, рассмотрев в вышине Юлю, ойкали, а некоторые старушки даже крестились.
— Хорошо, — сказал отец Юли, тревожно оглядываясь. — Что ты, собственно, предлагаешь?
— О! — засмеялась с ветки Юля. — У меня имеется прекрасный план…
— В таком случае давай обсудим.
— Давай.
— Но согласись, мне придётся тоже залезть на дерево… — вкрадчиво начал отец.
— Только на третью ветку! — отрезала Юля.
— Почему именно на третью?
— Потому что я же знаю, ты хочешь меня стащить вниз и увезти в Одессу…
Отец вздохнул, сражённый железной логикой дочери.
— Хорошо, на третью… — быстро забрался на указанную ветку… Постояв немного, подумал, полез выше. Вскоре их с Юлей разделял какой-нибудь метр. Юля сделала шаг в сторону, покачнулась. Отец побледнел. Юля вскарабкалась ещё выше. Она теперь стояла на тоненькой покачивающейся ветке, чуть держась за сучок, едва торчащий из ствола.
— План простой, — сказала Юля, — вы уезжаете в Одессу, а я остаюсь дома с бабушкой!
— Юля, но ты же знаешь, что бабушка… — Шелест листьев заглушил подробности разговора, только отдельные слова долетали до Маши: — Больница… в любой момент… семьдесят лет… малость не в себе…
— Я никуда не еду! — Юля отпустила сучок и секунду-другую балансировала на ветке.
— Хорошо! Мы принимаем твои условия! Сейчас мама позвонит бабушке. Слезай!
— Только когда приедет бабушка!
— Но мы же должны увидеть, что ты благополучно спустилась!
— Увидите из автобуса!
Отец ещё раз посмотрел на часы, стал спускаться.
…Через двадцать минут лихое такси вкатило во двор. Из такси вышла бабушка. Автобус отъехал к арке. Только два атлета держали брезент, пока Юлия спускалась. На предпоследней ветке она задержалась.
— Всё! — сказала. — Теперь-то уж я не упаду. Можете идти, мазилы!
Атлеты отошли.
Автобус скрылся в арке.
