смакуя, оттягивал момент своего главного известия. Он не рассчитывал, что Леночка тут же бросится ему на шею, оставит процветающую коммерцию и ежемесячную езду по заграницам, но он надеялся увидеть хоть какое-то сожаление, смятение в ее глазах, пронизанное к тому же недоверием к возможности изобретения.
- Лена, я закончил свою работу.
- Новая ракета готова сбивать американские «Эф-117»? Давай выпьем за это по маленькой. Я знаю, что ты гений, Сережа. Я всегда это знала. И знала, что недотягиваю до твоего астрального уровня.
- Лена, я закончил работу над машиной времени.
- Ты наконец-то бросил увлекаться фантастикой?
- Да, я бросил увлекаться фантастикой, машина стала реальностью и сегодня ночью прошла удачные испытания.
На минуту, которую так ждал Кошкин, Лена замерла. Глаза их встретились, и Сергей Павлович имел возможность увидеть целый шторм зеленоватой морской воды, который пронесся по ее взгляду в эти мгновения. Главное - она не посчитала его сумасшедшим, потому что помнила: Кошкин человек серьезный, целеустремленный и умеет шутить только по поводу американского или китайского оружия.
- Ты можешь теперь стать известным. Нобелевским лауреатом. - Лена посмотрела на Кошкина с явным уважением, может, и мелькнуло в её коммерчески перестроенном мозге, что именно она несколько лет назад потеряла, но только мелькнуло...
- Банальное решение...
- Ты что? Изобрел машину времени, чтобы закрыть ее в секретном военном ящике? Это достижение всего человечества!
Кошкин вдруг не на шутку разозлился, он словно не с бывшей женой разговаривал, а с клерком из министерства иностранных дел.
- Ты же знаешь, я квасной патриот, человечество не стоит того, чтобы ради него расшибаться и класть жизнь на алтарь науки. Все изобретения человечество использовало либо для убийства себе подобных, либо для того, чтобы было легче ему самому. Человечества нет! Есть общество зажравшихся потребителей и маргинальной нищеты! И даже для собственного народа в целом и не стал бы жертвовать собой, морщить мозг, а только для определенной его части, кого можно считать русскими людьми, причем независимо от национальности, - в глазах Кошкина играли злые огоньки, он подлил им полбокала «мартеля», точно это был тот самый квас.
- Мы с мужем в эту категорию не попадаем, - сама утвердила Елена. - Для чего же тогда, позволь спросить, ты вымучил труд своей жизни, для удовлетворения собственного самолюбия, для самоутверждения? - наддала холода в голос Лена.
- Ты филолог по образованию? - будто не знал.
- И что?
- Ты можешь сказать, зачем Пушкин написал «Евгения Онегина»?
- Ну ты спросил!
- Ну ты спросила!
Они произнесли это почти одновременно, как в старые добрые времена. Стали улыбаться и даже потянулись друг к другу. Именно в такие моменты в душах давно расставшихся людей работают машины времени. И случается такая нежная ностальгия, что возвращение неминуемо, если, конечно, не задавит эту ностальгию прагматичный расчет. Лену вернул в зону дебита-кредита мобильный телефон. Он промурлыкал из-под вороха накладных тему из сороковой симфонии Моцарта.
Лена приземлилась:
- Вы сначала разберитесь с грузом, а потом думайте о его хранении. Договариваться с таможней - это ваше дело... - и понесло минут на пять.
Кошкин от скуки и нетерпения выпил еще полбокала коньяка и прилично после бессонной ночи опьянел.
- Так на чем, то бишь, мы... - посмотрела на него Лена.
- Я на машине времени, ты на таможне.
- И зачем она? Ты так и не ответил.