Дорохов удовлетворенно крякнул вместо Кошкина и даже отер губы.
- Себе, - напомнил Сергей Павлович, но Дорохов отрицательно покачал головой с видом безнадежно больного человека.
- Я ж тебе говорю, есть у меня некоторые соображения.
- Китаева спасать будем? - дошло до Кошкина, и он обреченно налил себе вторую дозу.
- Будем, брат, а на что ты тогда машину свою мастерил? В любви, как я понял, с нее толку мало, так, может, хоть на войне пригодится.
- Излагай, - вздохнул Кошкин. - Хотя, если честно, я разочаровался в собственном проекте. Сначала это была просто мечта, но мечта должна быть обоснована светлыми побуждениями, а я тут пытаюсь сам у себя жену отбить.
- Не у себя, а у Рузского, - поправил Дорохов.
- Жена Рузского - это уже не моя жена. Вот если б, прости Господи, она умерла, скажем, от рака, а я в горе и печали бросился спасать ее в прошлое, предупредил бы развитие опухоли на ранней стадии или притаранил лекарство из будущего, - совсем другой расклад. А в моем случае безнадежно больным являюсь я сам.
- Ты, Серега, русскую хандру подхватил, пасмурно на улице. Изобретение твое... Я даже не знаю, с чем сравнить. Атомная бомба по сравнению с ним пустяк, и - пустяк убийственный.
- Еще неизвестно, какой вред можно причинить людям, используя кнопки на этом пульте.
- Ладно, я сейчас не хочу с тобой спорить, я хочу у тебя индульгенцию получить...
- Индульгенцию?
- Ну да, у меня, Серега, есть карабин СКС. Зарегистрированный, все как полагается.
- И ты хочешь с этим карабином начать охоту на снайпера, - Кошкин вздохнул так печально, что Василий Данилович снова наполнил его стакан.
- Да не надо, хватит, - раздраженно отмахнулся Сергей Павлович.
- Вот, смотри, я тут некоторые чертежи набросал. По траекториям и по карте местности я точно вычислил, где мог находиться снайпер в обоих случаях. И до нашего появления в истории, и после него. Он не был в доме, где мы накрыли боевиков, он сразу находился в зеленке. Скорее всего, в момент начала стрельбы во второй раз он находился как раз напротив дома, начал менять позицию вдоль дороги, оставаясь невидимым для наших бойцов...
- Я все равно в этих стрелках, точках и пунктирах ничего не понимаю. Верю на слово, - отмахнулся Кошкин. - Чего ты хочешь от меня, Вась? Чтоб я тебя с карабином, который ты, конечно, уже перетащил в сейф, что стоит у стола дежурного, отправил спасать твоего Китаева? Да делай что хочешь. Мне не то чтобы все равно, я просто почему-то очень устал. Знаешь, Вась, захотелось вдруг хоть немного пожить для себя, поехать к морю... Я не помню, когда последний раз видел море, я не помню, когда хотя бы задней мыслью не помнил о работе... - еще немножко, и Кошкин заплакал бы от жалости к себе.
Дорохов этого ему не позволил.
- Вот и отдохни, Сергей Павлович, плюнь на все, потребуй отпуск и валяй куда-нибудь в Крым, Сочи, в Испанию, в Таиланд. А меня отправь на три-четыре часа к моим любимым чехам! Я убью этого гада, и никто никогда не предъявит тебе по этому поводу никаких претензий.
- Хорошо, - Кошкин покрутил в руках пульт, - ты только сам обязательно возвращайся. У меня, Вася, получается, кроме тебя и Мариловны, никого нету. Марченко только.
- Ты ему-то про свой прибор рассказал?
- Нет. Думал, проведу положительные испытания, уж потом. А положительных, как видишь, не получается.
- Как же, а Мариловна?
- Ну, там свои следы пришлось заметать. Мне вот интересно: Амалия Гвидоновна нас помнит или нет?
- Эта? Эта тетя, как в песне, то, что было не со мной, вспомнит.
