старшего, чтобы избавиться от ночного наваждения. Но старший говорил такие вещи, что не верить в его присутствие и правдивость мог только абсолютно лишенный здравого смысла человек. Представьте себе, что к вам вечером пришла ваша чуть поседевшая и неромантично погрустневшая копия. От такого двойника захочется избавиться, потому как его существование противоречит всяческим физическим и биологическим законам. Но вот он начинает рассказывать вам самое сокровенное из вашего прошлого, чего никто, кроме вас, не знает, да и вы хотели бы, чтоб этого и не было никогда, и потому упрятали воспоминания так глубоко внутри себя, что открыть их можно только на Страшном Суде, и то не по вашей воле. Никакие там гипнозы и детекторы лжи подобные тайны добыть из темных глубин человеческого сознания не могут, ибо индивид изначально самого себя убедил, что это к нему не относится. Но мысль - не магнитофонная запись, ее стереть нельзя, какой бы немыслимой она ни была.
Комбат Дорохов слушал свою копию и все больше понимал, что это именно он сам пришел к себе, только вот лет на пяток старше.
- А про Ленку Кирееву помнишь?.. - голосом прокурора пластами ворочал общую память старший Дорохов.
- Всё! Хватит! Всю душу вывернул! Чего ты хочешь?
Старший Дорохов удовлетворенно хмыкнул.
- У меня четыре часа. Там, - он почему-то ткнул указательным пальцем вверх, - мой друг нажмет кнопку, и я вернусь. Во всяком случае, должен вернуться. Мы эту машину еще только испытываем.
Он сказал «мы» таким тоном, словно несколько лет вместе с Кошкиным корпел над чертежами и тыкал паяльником в микросхемы.
- Сейчас ты собираешься отправить через поселок в полковой штаб разведку и старшим - ротного Китаева. Пусть идут не по дороге, где на окраине недостроенные коттеджи и заброшенные халупы, а в обход. В седьмом справа доме несколько чехов скучают. У одного СВД.
- Но там же вчера эмвэдэшники чистили!
- Вот именно так я и думал. Слушай дальше, мы с тобой это гнездо поганое разворошим. Давай кинем еще два взвода к этому дому, ведро гранат в окна... Правда, есть одна загвоздка, сам и не могу пойти. Научный, понимаешь, - он передразнил Ельцина, - эксперимент не позволяет. Обещал я.
- А то мы без тебя не управимся!
- Ну так действуй. А я пока вздремну.
- Ты даже ничего не рассказал, что там будет! - Кивнул комбат в сторону неопределенного будущего. - Хоть бы пару слов.
- Плохо будет. Очень будет плохо! Вернешься, я тебе чего-нибудь расскажу, если успею. Говорю же, четыре часа у меня.
Младший озадаченно вздохнул, посидел молча еще минуту и шагнул за полог брезента в ночь.
Охранник Дорохов лег, не укрываясь, на спальник. Рука по привычке стала искать прохладный металл «Макарова». Чертыхнулся, какой пистолет у гражданского!? Закрыл глаза и начал по-своему, по-военному, молиться.
Минут через сорок со стороны поселка раздались взрывы, следом несколько очередей. И все стихло. Слишком быстро. В кровь искусал губы, подмывало вскочить и броситься туда, где только что был короткий ночной бой. Останавливало не только обещание, данное Кошкину, но и легкопредставимая нелепость явления перед солдатами двух комбатов.
Еще минут через двадцать появился Дорохов младший. Достал из полевого сейфа фляжку.
- Будешь? - и, не дождавшись ответа, налил по полкружки себе и старшему.
Старший не спрашивал: не пацан, сам расскажет.
- Шестерых завалили. Гранат не жалели, кишки на стенах. Они там в нарды играли. Так мы им с десяток шашек и кинули. Шесть чехов и двое наших. Пленные, с комендантской роты... Еще будешь? - и уже налил.
- Буду, - у старшего заиграли желваки.
Выпили, не закусывая. Спирт опалил нутро, но душу не прижег.
