— Мне горько, — всхлипывая, сказал он, — что в моей волшебной стране оказались волки.
— Не плачь, Жежа, — сказал Заяц. — Если ты её выдумал без волков, значит, где-то, пусть далеко- далеко, за морями и реками, но она такая и есть, а значит, мы её найдём.
И Глюк сорвал одуванчик и медленно стал подниматься в небо.
И Ёжик с Медвежонком на своих одуванчиках стали подниматься — следом за ним.
Прямо над ними плыло лёгкое облако.
Заяц забрался на него первым, потом — Ёжик, за ним — Медвежонок.
— Урра! — закричали все и поплыли искать Тили-милитрямдию, выдуманную страну.
Они летели над лугами, лесами и, обнявшись, пели песню, которую уже где-то слышали, но которую никогда ещё не пели сами:
Цыплёнок вечером
В синем небе бегут прозрачные облака. Быстро быстро бегут, будто наперегонки.
Отчего бегут облака?
А бегут они потому, что дует ветер.
Сидит ветер за морем на сиреневой скамеечке, в красной рубахе сидит, в соломинку дует, облака, будто мыльные пузыри, пускает
Пушистый камушек воробья на окаменевшей дороге. Ноябрь.
А что делают муравьи зимой, когда муравьиные города засыпает снегом?
Надевают белые фартуки, достают метлу и скребок.
А ещё?
Вывозят на лесных мышах снег за город.
А потом?
Ходят по расчищенным дорожкам, посыпают их шершавой сосновой корой.
Брёвнышко прижалось к горячей печке и увидело во сне птиц.
Облака барашков на земле, барашки облаков в небе
С утра стрижи стригли небо и к вечеру засыпали весь двор одуванчиками
У ласточки глиняный дом, а у скворца — деревянный. Ласточка живёт под крышей, а скворец — на берёзе. Скворец долго стоит на балконе, прежде чем взлететь. А ласточка сначала выпадет из гнезда, а уж потом летит.
Кажется, стоит одуванчику подпрыгнуть — и он сразу улетит на небо.
Если черепаху пустить по булыжной мостовой, глядя на неё, захотят научиться ходить все булыжники.
И, представьте, однажды утром ваша мостовая отправится гулять в поле…
Суслики свистят в степи. Стоят на задних лапках возле своих нор и свистят:
«Фюи-и-и!..» Мол, всё спокойно!..
«Фюи-и-и!..» Приходи в гости, суслик за горой!..
«Фюи-и-и!..» Хорошо, приду!
Сумерки.
Цыплёнок бежит в тумане тополиного пуха, как молодой месяц в облаках.
Давно уже все вернулись домой. И только маленький белый барашек, словно клочок бумаги, летит от ворот к воротам и кричит: «Ме-е! Ме! Меня-я-я! Забыли меня…»
Если бы лошадь умела сидеть, как собака, она бы научилась сидеть в оглоблях и за день не так уставала.
Плетёный стол надел тапочки и пошёл побродить по саду.
Кузнечик — зелёная пружинка луговых часов.
Бабочка живёт один день.
Левое крыло бабочки — утренняя заря, правое крыло — вечерняя.
Больше всего я хотел бы пасти слонов.
Им и колокольчики не нужны, — разве слон потеряется?
Жарища, пыль.
Целое лето сидит в лопухах лохматая чёрная собака и так дышит, будто всю зиму за ней гналась стая волков.
Если хорошо приглядеться — все гуси разные. Гусь с гусыней легко различают своих детей. Вон тот — плоская головка, хитрые глазки. А этот весёлый с круглой головой. А этот — так просто рыжий.
У козлёнка ещё не прорезались рожки, а уже столько забот: с утра до вечера он стережёт свой колышек.
Интересно, кто это придумал, чтобы ночью мышь летала, а днём спала вниз головой?
Сквозь кустарник и папоротники, по колено в траве и землянике, неся с собой белок и птиц, бредёт к озеру лес.
Озеро запрятало в своих камышах столько уток и охотников, в своей глубине — столько рыб и сетей, в своих глазах — столько облаков, кучевых, грозовых и перистых, что само уже не знает, где утки, а где охотники, где рыба, а где сеть, где небо, а где вода.
Шмель, тяжело жужжа, пролетел над коровой, как над маленькой европейской державой.
Одинокое пугало слушает далёкую музыку, и старая его шляпа… трепещет.
Когда видишь тыкву, хочется поскорей прорезать в ней окошки, выпилить дверцы, приладить ступеньки, фонари, козлы — и пригласить в оглобли мышей.
По всему полю бродят задумчивые стога сена. Туман.
Медвежонок влез на берёзу и полизал облако.
— Какие сегодня прохладные облака! — сказал Медвежонок. — Наверное, скоро осень…
В полночь проснулся под землёй гриб подосиновик. Встал на колени, поднатужился, вылез наружу. Только сосновые иголки со шляпы стряхнул, только вздохнул полной грудью — а уж светать стало.
Накрылся сухим листом, целый день глядел из под листа, как по лесу люди ходили с корзинками, аукались…
Зябко ночью в лесу, жутко. Совы кричат, сосны шумят, ухает филин.
На поляне собрались опята.
