Я сел за свободный стол. На нем лежал лист бумаги с распечатанной страницей «Курьера». Страница была перечеркнута ручкой, внизу стояла чья-то размашистая подпись и дата «29/05/2004». Это был раздел «Высший свет», с фотографиями Бритни Спирс, Вайоны Райдер и Жерара Депардье.
На столе Анюты стояла фигурка человечка в зелено-желто-красной панаме с листиком марихуаны.
– Это что, тебе кто-то подарок принес? – спросил я.
– Не мне, Пивоваровой. Это – ее стол.
Мацкевич – дядька под пятьдесят, седой, в очках с толстыми стеклами – отодвинул стопку блокнотов, зевнул.
– Ну вот, опять… До восьми часов на работе. А потом спрашивается – почему времени ни на что не хватает? На что тут его хватит?
– На то, чтобы Чехова перечитать. – Бурляев улыбнулся.
Мацкевич резко взмахнул рукой.
– Какого там Чехова? Мне современное некогда почитать. Мураками купил вон недавно. Ну и что с того, что купил? Лежит себе, руки все не доходят… А все читают, говорят – интересно…
– Раз все читают, значит – фуфло. Настоящее должно принадлежать посвященным. – Бурляев улыбнулся, наморщив высокий лысеющий лоб, тряхнул собранными в хвост волосами.
Мацкевич вытащил из портфеля металлическую плоскую флягу, открутил крышку, отпил. Бурляев хихикнул.
– Что, Семен Павлович, поддерживаем бодрость духа вискариком?
– Каким еще там вискариком? Обычный компот. Вишневый. Не верите? Могу дать попробовать…
– Нет, спасибо. Я, честно говоря, не большой любитель ни виски, ни, тем более уж, компота. А вот водочку нашу русскую люблю иной раз – чтобы спрятаться от окружающей хренотени. Такой вот у меня эскапизм…
– И чем это окружающая действительность так вам насолила? – перебил его Мацкевич.
– А вы, можно подумать, от нее в великом восторге…
– Какое там – в восторге?! – Мацкевич резко мотнул головой. – Сплошная коррупция, произвол. Во власти – одни карьеристы и жулики. Когда обо всем этом думаешь, волком выть хочется…
– А вы повойте, Семен Павлович. Иногда помогает… – Бурляев улыбнулся и подмигнул мне.
– Тут вой, не вой – все равно не поможет. Кругом творится бардак. Вся страна на Москву работает, они там жируют, а ты здесь, в провинции, хоть с голоду сдохни – никому нет дела до этого.
Бурляев повернулся ко мне.
– И куда это вы, Дмитрий, намылились с вашей милой сестрицей? На концерт?
– Нет, в клуб, на дискотеку.
Мацкевич сделал глоток из своей фляжки.
– О каких концертах может быть речь, Алексей? Вся музыка закончилась в начале семидесятых. После «Дип Пёрпл», «Лед Зеппелин» и «Пинк Флойд» не появилось ничего интересного. Про нашу страну я не говорю. Здесь все вообще – профанация, чепуха.
Бурляев сбил с сигареты пепел щелчком, наморщив лоб, поглядел на Мацкевича.
– А как же тогда Башлачев? А Янка? Они ведь не просто рок-музыканты, они – поэты, не хуже какого- нибудь Пушкина. Даже лучше. Нам сегодня Пушкин до фонаря, никому он не интересен. И не только Пушкин, а многие классики.
Мацкевич помотал головой и поднял руки вверх, закрыл лицо ладонями.
– Ну у вас и реакция – как будто я осквернил святыню, – продолжал говорить Бурляев. – А признайтесь, Семен Павлович, – только честно. Вам самим нравится Пушкин? Вы когда его последний раз перечитывали?
Хлопнула дверь. Из-за шкафа выглянул Макс в широких рэпперских джинсах, белой кепке и красной кофте с буквами «СССР». Он чмокнул в губы Анюту, пожал руки мне, Бурляеву и Мацкевичу, прислонился к шкафу-перегородке под портретами Высоцкого и Жванецкого.
– Ну, как жизнь молодая? – спросил Мацкевич.
– Нормально. В общем, даже супер. Не супер-пупер, но… супер.
– Все, я закончила! – радостно взвизгнула Анюта.
– Тогда – вперед, на яды. – Макс оттолкнулся руками от шкафа. Шкаф зашатался.
– До свидания! Хороших вам выходных! – сказала Анюта Мацкевичу и Бурляеву. Я и Макс кивнули им на прощание. Мы втроем вышли из кабинета. Я закрыл дверь.
Макс спросил у Анюты:
– Ну, чем тебя сегодня грузили эти лузеры?
– Не лузеры они, а приятные дядечки. Просто жизнь их немного прижала. А так – умные люди, много знают, много интересного говорят, особенно Леша. Сегодня сказал, например, что Башлачев – лучше Пушкина.
– А кто такой Башлачев? Тоже поэт? Я в этой теме, ты знаешь, не очень…
