Это был худощавый чернявый парень лет двадцати. Глаза карие, немного навыкате. Он был в синих джинсах «техас» и белой рубахе, которую спокойно снял и стал выжимать в мусорный ящик. А потом снова надел.
— Великая это вещь — нейлон, — сказал он.
Венька тоже стащил с себя рубашку и повесил на стул.
— Вынимай товар, купец, — потребовал он.
Парень развернул промокшую бумагу и извлек серый с зеленой замшей джемпер. Встряхнул на руке, разгладил и положил на койку. Венька достал из шкафа чистую рубашку, натянул на себя и после этого примерил джемпер.
Зеркало у нас было небольшое и треснутое. Венька повертелся перед ним и подошел ко мне.
— Твое просвещенное мнение? — спросил он.
— На тебя сшито, — сказал я.
— Там умеют делать, — заметил парень.
— Где там? — спросил я.
— Это из Австрии.
Венька снял джемпер и, подойдя к окну, посмотрел на этикетку.
— Так сколько? — спросил он.
— Как договорились, — сказал парень.
— Сеня, сбрось хотя бы пятерку!
— Я не люблю торговаться, — сказал Сеня.
Голос у него тихий, спокойный.
Венька достал деньги, отсчитал сорок рублей. Сеня не стал пересчитывать, небрежно сунул бумажки в один из многочисленных карманов своих джинсов.
— На куртку наскребу деньги к концу месяца, — сказал Венька.
— Буду иметь в виду, — кивнул Сеня.
— Андрей, познакомься — ценный человек, — сказал Венька. — Самые модные заграничные шмотки может достать. У него дядя на торговом судне плавает механиком.
— Старшим механиком, — поправил Сеня и взглянул на меня. — А что вам нужно?
— Вы, Сеня, коммивояжер?
— Что-то в этом роде, — ничуть не смутившись, ответил он. — Коммивояжер — это звучит благородно. Я не люблю эти вульгарные слова: барыга, спекулянт, фарцовщик…
— Его дядя действительно механик, — сказал Венька.
— Старший механик, — спокойно поправил Сеня.
— По мне хоть капитан, — сказал Венька.
— На ваш размер у меня есть югославская рубашка, — сказал Сеня. — Стального цвета. Хотите, завтра принесу? Тридцать рублей — дешевле нигде не купите.
— Зря стараешься, Сеня, — сказал Венька. — Андрей у нас аскет. Ему чужды все эти мещанские штучки…
— Такие вещи я продаю только хорошим знакомым, — не обратив внимания на Венькины слова, сказал Сеня. — Где вы в нашем городе купите такой чудный джемпер?
— Вы действительно, Сеня, незаменимый человек, — сказал я. — Что бы мы без вас делали?
— Я люблю делать людям приятное, — ответил Сеня. — Правда, не все это ценят.
— Я думаю, ты тоже в накладе не остаешься, — сказал Венька.
— Так как насчет рубашки? — спросил Сеня. — Ваш размер редко встречается.
— Приноси, — сказал я.
Дождь ушел по чистым крышам домов в поле. С неба шлепались на тротуар редкие крупные капли. Выглянуло солнце, и жарко засверкали лужи. Взъерошив сизые перья, голуби окунались в мутную воду, а потом, выскочив на тротуар, кружили друг за другом.
Мы с Венькой пообедали в столовой и отправились на автобусную остановку. Решили поехать на пляж. После дождя одно удовольствие выкупаться.
— Вот ты давно работаешь с Ремневым… — сказал Венька. — Что он за человек?
— Мамонт? Ужасный человек, — сказал я. — Консерватор… Не любит институтскую молодежь, все боится, что его место займут. И в придачу — бюрократ.
Венька сразу помрачнел.
— Вот ведь не везет, — сказал он.
— А тебе-то что? Ты в другом цехе… Это нам, грешным, с ним маяться.
— У него мой проект!
— Пиши пропало, — сказал я. — Год продержит, а потом наверняка зарежет… Как только решат похоронить какое-нибудь дело — Мамонту отдают.
— Неужели к нему нельзя никаких ключей подобрать?
— Ключей? Можно. Он любит в бане париться…
Венька с удивлением посмотрел на меня, но был слишком расстроен, чтобы заподозрить в розыгрыше.
— При чем тут баня?
— В городе березовых веников нет, — сказал я. — А без веника какая баня? Преподнеси ему березовый веник, и твоему проекту зеленая улица…
— Где же я возьму этот дурацкий веник?
— Попроси Сеню, — посоветовал я. — Его дядя, старший механик, из Африки привезет…
Венька наконец сообразил, что я его разыгрываю, и разозлился:
— Я с тобой о серьезных вещах говорю, а ты несешь про какую-то баню.
— А ты про ключи, — сказал я.
Венька нахмурился и замолчал. А мне было смешно… Венька в австрийском джемпере торжественно преподносит обалдевшему Мамонту березовый веник в целлофановой обертке…
Я увидел Нонну. Ту самую черноволосую студентку, которая была в Крякушине вместе с Ольгой. Улыбаясь, она приветливо смотрела на меня. Нонна в светлом платье и белых босоножках. Руки коричневые от загара. Она тоже пришла на остановку.
— Мы, оказывается, соседи, — сказала она.
— Я вас вчера видел на автобусной остановке, — заулыбался Венька. — Вы куда-то спешили.
Он с интересом смотрел на нее. Там, в деревне, он пытался приволокнуться за Нонной, но ничего не вышло. (Он бы и за Олей поухаживал, да нельзя — доцент…)
— Поехали с нами на пляж? — предложил я.
— Я мяч захвачу, — подхватил Венька. — Покидаем.
Ей нужно в институт. У них консультация по диалектическому материализму. И, взглянув на меня веселыми черными глазами, сказала, что пляж — это, конечно, лучше, чем консультация…
Ей нужно было взять купальник, и мы все вместе дошли до пятиэтажного дома, где она жила. Когда мы остановились у парадного, я посмотрел вверх: на крыше этого дома по утрам загорала таинственная девица в черных очках… Нонна засмеялась, перехватив мой взгляд.
— Это была я, — сказала она.
Теперь понятно, почему она такая черная. Но непонятно, почему я ее не узнал?
Мы лежим на горячем песке. Венька куда-то уплыл, наверное на тот берег. Небо очистилось от облаков. Солнце припекает на славу. Кричат ребятишки, шлепают ладонями по воде. Они облепили черную лоснящуюся автомобильную шину. То один, то другой с криком срывается с нее. И, вынырнув, снова атакует скользкий баллон.
Крепостной вал с обвалившейся стеной отражается в воде. Рыжая девчонка в купальнике карабкается по крутому откосу на вал. В руке у нее букет желтых цветов. Их много растет на откосе.
— Почему ты не спросишь про Олю? — говорит Нонна. Она лежит на спине и смотрит в небо. Черные глаза ее прищурены. — Она как-то вспоминала тебя.
