— Ты себя тоже причисляешь к их компании? — спросил Игорь.
— Я боюсь, что мой труд не дойдет до потомства… Вот почему мне иногда бывает ночью страшно.
— Брось лепить, займись проблемами всеобщего мира и разоружения, — посоветовал Игорь.
— Как это лепить? — ощетинился Уткин. — Ты выбирай словечки…
— Скульпторы ваяют, режут, высекают из гранита и мрамора, — сказал я.
— Лепят обои, — буркнул Уткин. — И пельмени.
— Я ведь еще не видел твоих работ, — сказал Игорь.
Уткин и Игорь познакомились час назад в машине. Впрочем, я Овчинникову говорил о нем, и даже хотел привести к Аркадию в мастерскую, но Игорь отказался. Он не очень-то любил новые знакомства.
— А чем ты занимаешься? — спросил Уткин.
— Мой скорбный труд не представляет никакого интереса для потомства…
— Я сейчас угадаю твою профессию, — сказал Аркадий. — Любая профессия накладывает на лицо человека свой отпечаток…
— Ну-ну, давай, — усмехнулся Игорь. — Кто же я, по-твоему?
— Преподаешь в сельхозинституте животноводство…
— Известный антрополог Герасимов по костям черепа воссоздает скульптурный портрет человека, который умер тысячу лет назад, — сказал я. — У него это получается гораздо лучше, чем у тебя.
— Инженер? — спросил Уткин.
— Не угадаешь, — сказал я.
— Кто же ты, доктор Зорге?
— Я вскрываю трупы, — сказал Игорь.
— Хватит разыгрывать, я серьезно.
— Андрей, чего он ко мне привязался? — сказал Игорь.
— Главный врач судебно-медицинской экспертизы, — торжественно представил я Игоря. — Патологоанатом… Можешь называть его Джек-потрошитель, конечно если он разрешит.
— Не разрешаю, — буркнул Игорь.
Уткин поверил. Я видел в зеркало: он стал с любопытством разглядывать Игоря, который сидел к нему спиной. Меня этот диалог развеселил. Люблю, когда люди знакомятся вот так.
— Ты любишь свою работу? — спросил Аркадий.
Игорь молча смотрел на дорогу, которая тянулась вдоль живописного лесного озера.
На середине озера — черная лодка с рыбаком.
— Англичане говорят: «Если ты не можешь делать то, что тебе нравится, то пусть тебе нравится то, что ты делаешь», — сказал Игорь.
— Хорошо сказано, — заметил Уткин.
Как-то Игорь признался, что ненавидит свою работу. Он бы предпочел, чтобы люди умирали естественной смертью и не нужно было их вскрывать. «Но ты тогда стал бы безработным», — в шутку сказал я. Игорь улыбнулся. Улыбается он как-то мягко, застенчиво. В такие минуты он бывает красивым: соломенные волосы живописно спускаются по обеим сторонам большого лба, в голубых глазах ум и доброта. Я люблю, когда Игорь улыбается. Он похож на простецкого деревенского парня, который только что пришел с сенокоса, поставил в угол мокрую от зеленого сока косу и, отерев со лба пот, попросил жбан холодного квасу… Игорь мне тогда ответил: «Я бы стал лечить коров, собак и птиц…» Он бы хотел стать доктором Айболитом!
Мы молча проехали несколько километров. Когда в машине трое молчат, это действует на нервы. По крайней мере водителю. Мне приятно сидеть за баранкой, если в кабине о чем-то спорят, что-то доказывают. Словно угадав мои мысли, Игорь начал разговор:
— На днях прочитал «Дневник» Жюля Ренара… И вот что меня поразило: Ренару было всего двадцать три года, а он уже был высокообразованным человеком, знал, что делает, был уверен в себе и тонко и едко высмеивал глупость, невежество, ханжество… А Гоголь, Белинский, Пушкин, Лермонтов? В двадцать пять лет они были образованнейшими и умнейшими людьми своего времени…
— И сейчас встречаются гениальные люди, — скромно заметил Уткин.
— На экзаменах в медицинском я принимал анатомию, — продолжал Игорь. — Девчонка- первокурсница отчитывала здоровенного парня, получившего двойку… «Тебе, Петя, восемнадцать лет, — говорила она, — а что ты знаешь? По-латыни не смог прочитать название болезни. Поступаешь в медицинский и не знаешь, сколько у человека ребер и для чего служит печень!»
— А сколько у человека ребер? — спросил я.
— Пересчитай, — посоветовал Аркадий.
— Система образования у нас несовершенна, — сказал Игорь. — Человек заканчивает институт, да что институт — аспирантуру, а иностранного языка толком не знает. В институт лезут на арапа, лишь бы попасть, а там хоть трава не расти. Знаете, как называют девиц, которые, закончив первый попавшийся институт, приезжают на производство? Столбик с глазками… А таких столбиков на фабриках и в конторах больше, чем вдоль этого шоссе…
— Столбик с глазками… — повторил Уткин.
— Уже несколько лет в печати идет дискуссия о проблемах высшего образования, а воз и ныне там, — продолжал Игорь. — Сейчас такая мода: затеять дискуссию, а меры пусть дядя принимает… Сколько великолепных статей в газетах и журналах! Сколько выступлений по радио! Спасайте лес, гибнет рыба, долой охоту… Под статьями подписываются депутаты, писатели, академики, а какой-нибудь местный туз посмеивается и знай себе рубит великолепный лес! Ему что — он план государственный выполняет… А того, что этим самым государству наносит непоправимый ущерб, он и в толк взять не может… Еще Платон сказал: «Государства только тогда будут счастливыми, когда цари станут философами или же философы — царями».
— Смотри, Платона читает, — сказал Уткин.
— Он вскрывает не только трупы, — сказал я, — но и недостатки…
— Может быть, я неправду говорю? — спросил Игорь.
— Говорить мы все умеем, — сказал я.
— Что изменилось после того, как ты убитого лося сдал в милицию? Ровным счетом ничего!
— Если каждый честный человек хотя бы одного жулика или негодяя выведет на чистую воду, ей- богу, государство очистится от этой мрази, — ответил я.
— А я вот никого еще не вывел на чистую воду, — сказал Уткин.
— Думаешь, это так просто? — усмехнулся Игорь. — Дело в том, что честный человек видит беспорядки, знает о них, не одобряет, но выступить против не может решиться. Разве что дома, перед женой. Он мирится с недостатками. Так что быть просто честным человеком мало, нужно еще быть борцом. Обыватель не будет портить отношения с начальством. Обыватель может добросовестно трудиться, честно жить. Но бороться со злом, которое не ущемляет его личные интересы, он не будет. Он не позволит обидеть себя, но и пальцем не пошевельнет, если обижают другого… Мало у нас борцов, черт побери!
— Я бы похлопал тебе, — сказал я, — да руки заняты…
— А ты борец? — спросил Уткин.
— Я? — переспросил Игорь. — Я, наверное, сотню вскрыл честных, безвинно погибших людей. А вот отъявленному негодяю не вспорол живота даже мертвому…
Мы облюбовали для отдыха хорошее место на берегу озера. Чуть слышно над нами шевелились листья ясеня. В траве, густо разросшейся вокруг, без устали работали кузнечики, и их трескучая музыка была приятна для слуха. Муравьи деловито обследовали наши закуски. Один из них взобрался на бутылку и замер, двигая усиками-антеннами. Должно быть, она показалась ему небоскребом.
— Зачем нам какое-то Бабино? — сказал Игорь. — Давайте здесь жить!
— В этом озере наверняка есть рыба, — поддержал Уткин.
— А лодка? — спросил я. — Какая рыбалка без лодки?
Игорь, прищурив голубые глаза, посмотрел на меня:
— А что там такое в Бабине?
