— Пошли в кино — такая мура, — сказал Глеб. — Решили к тебе завернуть. Как поживаешь, старина?
— Проходите в комнату, — сказал Игорь. — Стульев теперь на всех хватит…
Марина и Глеб остались в прихожей. Я слышал, она сказала, что ей лучше уйти. Глеб что-то забубнил в ответ. Как бы там ни было, она осталась. Уселась в кресло в углу и оттуда изредка бросала на меня любопытные взгляды. Нонна присела рядом со мной на диван-кровать и сразу стала рассказывать, как ей хорошо жилось на юге. Она вобрала в себя крымское солнце на всю зиму. Загар типично южный, и это видно за километр.
Нонна та и не та. Как-то по-новому вскидывает черную, как у галки, голову, появился какой-то томный взгляд, плавные движения. Она, улыбаясь, смотрит на меня и рассказывает:
— Стоит мне закрыть глаза, и я вижу красный железный буек и зеленые волны… Буек то скрывается под водой, то снова появляется. Я часто отдыхала на этом ржавом в пупырышках поплавке, а мальчики держались за трос. И все мы качались вверх-вниз… Море — вот что осталось у меня от юга.
И разговор у нее медлительный. Заметив, что Вениамин бросил на нее ревнивый взгляд, я громко спрашиваю:
— А мальчики? Которые держались за трос?
Нонна улыбается.
— Мы с подругой жили у очень симпатичной женщины. Она сдала нам роскошную веранду. Чудесный вид на пристань… Представляешь, огромные белые пароходы, огни, музыка… По утрам мы умывались в море. А через два дома снимали комнату физики из Дубны… У меня, кажется, с собой несколько фотографий…
Нонна нагибается за сумочкой и достает пачку фотоснимков. Голые тела в плавках и купальниках. По колено в море, по грудь, одни головы… И даже красный буек, на котором отдыхала Нонна, и трос, за который держались довольно тщедушные физики из Дубны. У одного из них, который пасется возле Нонны, влюбленный вид. А вот фотография у вагона. Глаза у парня, который рядом с Нонной, грустные.
— Это перед отъездом? — спросил я.
— Мы договорились на будущий год опять всем вместе встретиться, — сказала Нонна.
Тихомиров не выдержал и подошел к нам. Взглянув на фотографии, сказал:
— Крымские? Я их уже видел…
Я поднял голову и встретился взглядом с Мариной. Она как-то неуверенно улыбнулась. Марина… После той встречи у виадука я ее видел всего один раз, на улице. Вместе с Глебом. Огромный лохматый Кащеев и красивая Марина. Они совсем не напоминали влюбленных: Глеб размахивал руками и что-то говорил, Марина, упрямо наклонив голову, молчала. Я свернул в магазин «Детский мир», хотя мне там решительно нечего было делать…
Мужчины вышли на кухню и позвали меня.
— Давай три рубля, — сказал Тихомиров. — На цветы для наших женщин.
Я без звука отдал. Вениамин передал деньги Кащееву.
— А кто пойдет? — спросил Глеб, моргая.
— Андрей сходит, — безапелляционно заявил Вениамин.
— А что, инженерам сегодня не продают цветы? — спросил я.
Венька вспыхнул, но ответить не успел, его опередил Кащеев:
— Ладно, я схожу…
Пока шел разговор, Игорь достал из коробка четыре спички, одну обломил и, зажав пальцами, предложил тянуть жребий. Короткую вытащил Тихомиров.
— Морской обычай, — сказал Игорь ухмыляясь.
Вениамин взял деньги и, бросив на меня сердитый взгляд, ушел.
— Мы откроем здесь свой мужской клуб… — сказал Глеб. — Снимем пиджаки, к черту галстуки!
Нонна и Марина в комнате о чем-то оживленно разговаривали.
— Не ладите с Тихомировым? — спросил Глеб.
— Наоборот, — сказал я, — жить друг без друга не можем…
— Он, по-моему, хороший парень, — сказал Глеб.
— Когда спит, — ввернул Игорь. Ему с первого раза Венька не понравился.
Хороший парень… Довольно часто приходится слышать такой отзыв о самых разных людях. Что входит в понятие «хороший парень»? В компании веселится наравне с другими, не кляузник, не трус… Пожалуй, и все. Этого вполне достаточно, чтобы прослыть хорошим парнем. Неужели вокруг нас столько плохих людей, что естественное, нормальное поведение человека в обществе расценивается как большое достижение и такого человека в один голос называют хорошим парнем?
Когда из магазина вернулся Тихомиров, за нашим столом зашел разговор о кащеевском очерке. Я читал его. Глеб написал о молодом рабочем, которого мастер уговорил «обмыть» первую получку. Парнишка не посмел ослушаться и в результате оказался на скамье подсудимых. И тот же мастер на общем собрании сурово осуждал собутыльника…
— Все правильно, — сказал Игорь. — И парнишке душу вывернул наизнанку и мастеру… Это ты умеешь, силен!
— На доску лучших материалов вывесили, — сказал Глеб. — Чего доброго, редактор премию отвалит…
— Чтобы так написать, нужно самому побывать в шкуре этого парнишки, — сказал Игорь.
— Это не обязательно, — усмехнулся Глеб.
— Тема поднята очень важная, — сказал Вениамин. — На нашем заводе такое тоже бывает.
— Не только на заводе, — сказал Игорь. — И в редакциях…
Глеб с удивлением посмотрел на него.
— Сколько раз ты водил в ресторан ответственного секретаря, чтобы он твои материалы в первую очередь проталкивал? — спросил Игорь.
— В таком случае ты можешь и Андрея упрекнуть: он ведь сейчас тоже будет выпивать со своим начальником.
— Ты Андрея не трогай, — сказал Игорь. — Он из другого теста… Ты поступал куда хуже, чем этот мальчишка-рабочий. Тот «обмыл» свою первую получку и, наверное, и без твоего очерка больше этого никогда не будет делать. А вот ты из меркантильных соображений после каждого гонорара таскаешь своего начальника в ресторан… Уж раз сам так делаешь, зачем же осуждаешь других?
Глеб встал со стула, засопел. Живописная шевелюра взлохмачена. Он подошел к окну, снял очки и стал на них дуть, потом вытер о рубаху.
— Выходит, если я иногда выпиваю, то не имею морального права писать о пьяницах?
— А ты в этом сомневался? — спросил Игорь.
— У меня много человеческих пороков, но из-за этого я совсем не собираюсь менять свою профессию… Журналисты — люди и пишут о людях.
— Но они должны быть лучше и честнее тех людей, которых критикуют, — сказал Игорь.
— Ты идеализируешь профессию журналиста… — снисходительно усмехнулся Глеб. — Не забывай, что она ведь вторая древнейшая!
— Игорь, ты не прав, — вмешался Вениамин. — У Кащеева талант… А талант…
— Принадлежит народу, — перебил Игорь. — Какие избитые сентенции.
— Игорь, ты сегодня чересчур в боевом настроении, — вмешался я.
Кащеев помрачнел. А Игорь уже посматривал блестящими глазами на Тихомирова. Он был не прочь сцепиться и с Венькой.
Выручил Глеб.
— В «Огоньке» нагрохали целый разворот про вашу экспедицию, — сказал он.
Это было неожиданно. Я еще не видел журнала. Действительно, к нам на Урал приезжал журналист. С неделю пробыл в экспедиции. И все щелкал фотоаппаратом.
— Тебе целая колонка посвящена, — продолжал Глеб. — И даже снимок: Андрей Ястребов в объятиях каменной бабы…
— Фоторепортер остряк! — заметил Вениамин.
