только отдельные слова.
— Ну так что, господин Йенг? Вас заинтересовало наше предложение?
Тот, кто задавал эти вопросы, напряженно вглядывался в лицо сидящего напротив. Лицо корейца напоминало маску с древних фресок. Мышцы расслаблены, как у медитирующего, в уголках обвисших губ — чуть заметная улыбка. Вылитый Будда. В черных глазах застыла вечность, можно долго и безуспешно гадать, какие мысли бродят в его голове, но так и не прийти к определенному выводу.
Надев маску безмятежности, Йенг думал. Предложение гостя застигло его врасплох. Соглашаться было опасно, но и рассчитывать, что теперь, когда он узнал такие подробности, друзья собеседника оставят его в покое, по меньшей мере наивно. Особенно неприятно, что гость нездешний, все попытки навести о нем справки через знакомых так и не дали ответа, кто за ним стоит.
— Очень интересное предложение, очень. Но оно сулит большие расходы, а у меня здесь бизнес, я понесу значительные убытки.
Собеседник, европеец среднего возраста, достал ручку, написал что-то на салфетке и подал ее корейцу.
— Такая сумма позволит их компенсировать?
Тот глянул, кивнул и сжег записку прямо на ресторанном столике. На темной исцарапанной поверхности появилось новое пятно. Восточные глаза маслено заблестели. Цифра более чем внушительная. Обычно ему и его людям платят меньше, куда меньше.
— Я принимаю ваше предложение. Единственное, что меня смущает, — нам придется около суток провести на чужой территории. Мои люди не привыкли так долго оставаться в зоне досягаемости местных властей, армии и полиции.
— Вы же бывший военный, опасности такого рода не должны быть вам в диковинку. Да и бизнес ваш спокойным не назовешь. — Европеец улыбнулся одними губами, серые глаза остались холодными и настороженными. — Характер предстоящей операции исключает возможность второго рейса. Мы не можем раскрыть место и способ высадки группы. Гарантируем вам и вашим людям безопасность. Кстати, а вы можете поручиться за согласие вашего экипажа?
В черных глазах засверкали задорные искорки, Йенг рассмеялся:
— Мы давно знакомы, лет пятнадцать вместе. Мое слово — это их слово, и наоборот.
— В таком случае разрешите вас покинуть. Встретимся завтра, вы получите окончательные инструкции о времени вылета и маршруте. Что касается оплаты: четверть суммы сразу, остальное по возвращении, такой вариант вас устраивает?
Кореец ответил утвердительно. И взглядом проводил собеседника до выхода. Обернувшись к хозяину, подозвал кивком.
— Что желает господин?
Ужин и немного хорошей водки… Согласие экипажа. Всего лишь пустая вежливая фраза. Только он, Йенг, принимает решения, и они — закон для всей команды. Экипаж, семья, команда. Они и есть одна семья, и не только в фигуральном смысле. Его родной брат — второй пилот, он же штурман. Дочь техника и сын брата — жених и невеста, свадьба — дело давно решенное и согласованное. Стрелок-радист — муж сестры. Да, пятнадцать… нет, уже семнадцать лет — немалый срок. Столько воды утекло… Несмотря на прошедшие годы, и в полете, и на земле они называют друг друга, как в молодости: «командир», «штурман», «радист». Иногда в шутку обращаются по званиям. Привычка, ничего не поделаешь. Человек, отдавший полжизни армии, никогда не станет полностью гражданским. Но звания — это из той, уже позабытой жизни. Из жизни, что была до минуты, когда они в последний раз попросили разрешения на запуск двигателей у диспетчера своей части…
Когда-то они были лучшим экипажем патрульной эскадрильи, а их главной задачей — охота за южнокорейскими подводными лодками. Тогда все обстояло иначе, была помощь Большого брата, инструкторы, четко вырисовывающееся будущее, а главное, вполне определенный противник. Но пришли перемены, которых сначала никто не воспринял всерьез. Сначала — изменения в России, а затем и страна корейца вступила в жуткую полосу своей истории, прекращение помощи из-за рубежа вызвало голод в деревне, а в городах продукты выдавали по карточкам. В страхе перед бунтами правительство закрутило гайки, устроило охоту на неблагонадежных. По ночам — аресты; лучшие командиры, делом в годы войны доказавшие народу и стране свою преданность, очутились за решеткой, все равно что умерли для друзей и знакомых. Ни на миг не исчезал страх, накапливалась усталость, измученный разум подстегивала мысль: ты следующий; появилась опустошенность, как во времена еще той войны. По радио и телевидению — сплошные лозунги и доклады об очередных успехах, а дома — неустроенность и голодные глаза детей, их худые пальчики и обтянутые кожей скулы навсегда врезались в его память. Молчаливая, безропотная, все понимающая жена, рано ушедшие из жизни родители…
Приблизился хозяин и с угодливым поклоном водрузил на столик небольшой поднос. Маска боли и ожесточения на лице посетителя испугала его, заставила попятиться, укрыться за своей стойкой.
…План улететь и не вернуться возник как-то сам собой. Азия большая. Для экипажа летающей лодки всегда есть работа. Это бегство Йенг считал по праву одной из самых красивых своих операций. Старый приятель, начальник особого отдела, предупредил, что под Йенга «копают», назвал и предполагаемый срок ареста. По всему выходило, что гулять на свободе осталось меньше недели. Вот почему его экипажу перенесли отпуск, а лодку исключили из графика патрулирования. Второе ограничение — чистая условность, из-за лимита горючего они и так в последнее время почти не поднимались в воздух. Остальные согласились сразу, понимали: сегодня — тебя, завтра — нас. Экипаж, в котором арестован один из членов, уже не оставят в покое. Чтобы у начальства не возникло подозрений, они отправили свои семьи отдыхать в центральный район страны.
И вот наступило утро, когда они в последний раз вылетели с авиабазы в Чхонджине. Во время очередного технического обслуживания запросили разрешение на проверку двигателей. Их не было в плановой таблице полетов, однако ничего не подозревающий диспетчер дал «добро». Амфибия разогналась по морской глади и к пирсу уже не вернулась. В этот день летающая лодка забрала жен и детей членов экипажа вместе с нехитрыми пожитками прямо с борта прогулочного корабля, на глазах у удивленных туристов. Пока иностранцы щелкали затворами фотокамер и восторженно хлопали в ладоши, стрелок-радист убеждал местную милицию, подоспевшую на катере, не вмешиваться и в качестве основного аргумента использовал спаренную пулеметную установку. Потом идущая на низкой высоте над тропическим лесом лодка исчезла с экранов устаревших радаров ПВО, а сбежавшие на ней люди были навсегда вычеркнуты из списков граждан КНДР. Поднятые по тревоге «МиГи-19» напрасно жгли керосин над районом, где и не думали появляться беглецы. В эскадрилье объявили, что лодка упала в джунгли. Власть не хотела, чтобы в прессу просочились сведения о том, что в стране есть беженцы и среди военных, что армия больше не надежна.
Первое время приходилось жить на борту. В памяти остались хижины на сваях, переполненные джонки, разноязыкая речь, грязь, вонь. Потом появилась работа — груз контрабанды. Это был экзамен на прочность, тайские мафиози дали явно провальное дело. По сути, это была чистой воды «подстава». Загрузившись товаром так, что еле удалось оторвать амфибию от воды, они уверенно ушли от погони, по ходу дела огнем хвостовой артустановки превратив полицейский вертолет в дымящуюся груду металлолома. Потом было все: перевозка наркотиков, беженцев, вооруженных групп. Они не отказывались ни от чего, соглашались на любую работу. Зато теперь у них свой рынок заказов, свои интересы. Дети растут. Вот только экипаж стареет, скоро придется передавать дело сыновьям, в Азии любой бизнес наследственный. За годы появились деньги, вполне легальная вывеска, взаимопонимание с местными властями. На выручку от этого перелета можно будет купить несколько легких самолетов. «Семья» Йенга превратится в компанию. Предложенное европейцем дело — всего лишь очередной заказ. Правда, нужно лететь в гости к Большому брату, но теперь все равно в каком регионе работать. Когда-то именно русские инструкторы учили их летать и воевать. Они преподавали материальную часть и тактику преодоления ПВО, и теперь можно с уверенностью говорить о том, что наука пошла впрок.
Именно там, в России, в годы обучения они и стали экипажем, познакомились и сблизились. В гостях корейским парням было хорошо. Казалось, все вокруг лучились доброжелательностью и гостеприимством. После голодной, разоренной войной родины Советский Союз выглядел раем, в котором живут избранные. Вот им повезло, они попали в число этих счастливчиков. Со многими русскими сложилась дружба, кое с кем
