как мышь под веником, и переждать все напасти, но такая позиция унизительна для советского человека. Вся страна поднялась на борьбу с фашистами — и млад, и стар. Повсюду в тылу врага создаются партизанские отряды, есть такой отряд ив нашем районе… Но без помощи населения партизанам действовать трудно…
— За эту самую помощь в Леонтьеве расстреляли восемь человек, среди них женщины и ребятишки, — вставил Михалев. — А они и в глаза-то партизан не видели…
— О чем это говорит? — подхватил Кузнецов. — У немцев под расстрел или петлю можно попасть и не помогая партизанам.
— За что меня у поселкового Совета выпороли? — подал голос Добрынин. И повернулся к Семену: — Твой братец!
— Откуда в нем столько злобы? — раздумчиво заметил Семен. — У него рука не дрогнет и меня пристрелить, если что… Требует, чтобы я пошел работать прорабом на базу! Грозился силком туда отвести. Не пойду!
— А вот и зря, — осадил его Иван Васильевич. — Завтра же с братцем иди в комендатуру и предложи свои услуги… — Он обвел взглядом едва проступавшие в сумраке лица. — В том-то и будет состоять ваша помощь нам, партизанам, что вы станете сотрудничать с немцами, войдете к ним в доверие… Нам нужна информация о том, что творится на базе. Что они там строят? Для чего? Что будут хранить на складах? Не исключено, что строят подземный завод. Все это мы должны знать, дорогие товарищи! Это просто замечательно, Семен Яковлевич, что ты там будешь прорабом.
— Ко мне Ленька уже два раза приходил, — вступил в разговор Добрынин. — Выходи, говорит, хромой черт, на работу в контору, а то еще раз шкуру с задницы спущу. Немцы без бухгалтерии тоже, видно, не могут обойтись.
— Работая с немцами в комендатуре, вы, Иван Иванович, многое будете знать, — сказал Кузнецов. — Отчеты, документация… Наверняка будете иметь доступ к бланкам и печатям. Вы даже не представляете себе, как это для нас ценно!
— Для нас… — повторил Николай Михалев. — А много ли вас? Митька Абросимов, ты да этот коротышка, что в огороде стережет?
— С вами вместе и то уже шесть человек! — улыбнулся Иван Васильевич. — А это сила!
— Я еще согласия вступить к вам не давал, — хмуро уронил Михалев.
— Зло держишь за прошлое? — совсем близко придвинулся к нему Иван Васильевич, стараясь поймать его взгляд. — Жизнь — штука жестокая, и не тебя одного бьет по голове. Так что ж теперь, идти к немцам на поклон и стать таким же холуем, как Ленька?
— Этого гада я своими руками… — Михалев сжал и разжал кулаки, — задушу!
— И мой гаденыш связался с ними, — понурив голову, сказал Добрынин. — Батьку розгами секли, а он стоял и ухмылялся…
— Чем ты сейчас занимаешься? — повернулся к Михалеву Иван Васильевич. — Шоферишь? На базе?
— Ленька меня загнал на лесоповал, чтобы с моей Любкой сподручнее было миловаться… — выдавил из себя Николай.
— А как Яков Ильич? — Иван Васильевич повернулся к Семену: — Тоже на службе у немцев?
— Бате лишь бы выгода, он и черту рад услужить, — ответил Семен. — Торгует, заготовляет. Ленька подбивает его публичный дом открыть для господ офицеров.
— С полицаями сотрудничает?
— Этого нет, — сказал Семен. — И Леньку осуждает, мол, не зарывайся, мало ли что может случиться. Потом все аукнется.
— Умный у тебя отец, — усмехнулся Кузнецов.
— Так что с моим иродом-то делать? — спросил Добрынин. — Стыдно людям в глаза смотреть: сын — полицай!
— Придется пока смириться, Иван Иванович, — сказал Кузнецов. — Вам будет больше доверия от немцев. С сыном не ссорьтесь, не злите его. Будьте с ним помягче, глядишь, и он кое-какую информацию полезную для нас сообщит.
— Толковал, что, может, в разведшколу пошлют и офицерское звание присвоят… Только трус он, против немцев не стал воевать и против своих не будет.
— Ну, вы лучше знаете своего сына, — сказал Кузнецов. — Если он трус, тем легче будет с ним сладить…
— Мы тут чего-то замышляем, — заговорил Михалев, — а немцы почти всю Россию захватили!
— Это тебе бабка Сова нашептала? — продолжал Кузнецов. — Вы же умные люди, неужели не понимаете, что фашисты запугивают вас?
— То, что они в Андреевке, это тоже выдумка? — возражал Николай. — Уже и не знаешь, кому верить!
— Я сегодня днем слушал наше радио, — спокойно заговорил Иван Васильевич. — Москва, товарищи, наша! Сопротивление фашистов сломлено, они оставили Крюково! В этом бою наши воины захватили шестьдесят танков противника, больше сотни автомобилей и много другой техники и вооружения… Перешли в наступление и наши части на истринском направлении! — Он обвел присутствующих сияющими глазами. — Я думаю, что это начало великого бегства гитлеровцев от столицы! Теперь правдивую информацию о положении на фронтах вы будете регулярно получать от нас. Население должно знать правду, а не слушать геббельсовскую брехню!
— Вон оно как, оказывается, закрутилось! — покачал головой Добрынин. — А мой-то дурачок решил, что немцы сюда навек заявились.
— А что я могу сделать на лесоповале? — спросил Николай Михалев.
— Отсидеться в тишке в такое время никому не удастся, — продолжал Иван Васильевич. — Ты, Коля, будешь нашим связным. Когда нужно будет, мы тебя найдем… Кстати, узнай, много ли леса идет на базу.
Николай промолчал.
— И еще одно: собрал я вас, потому что доверяю. А кто сомневается или боится, лучше сразу скажите…
— Значит, мне идти в ихнюю комендатуру? — спросил Добрынин.
— Идите, Иван Иванович, и старайтесь, чтобы комендант увидел ваше усердие, — ответил Кузнецов. — А вот когда войдете к ним в доверие, мы и начнем действовать.
— А чего тут нет Андрея Ивановича? — спросил Михалев.
— Тут много кого еще нет, — отрезал Иван Васильевич. — Чем меньше вы будете знать про других, тем лучше… Всякое может случиться. Заподозрят кого-либо из вас — возьмем в отряд, а пока… работайте, завоевывайте доверие — это главное сейчас.
— Тут завклубом звал меня в самодеятельность, — вспомнил Семен. — Готовит для немцев концерт силами местных талантов… Я его подальше послал.
— Что ж, значит, Архип Алексеевич продался немцам, — проговорил Кузнецов. — А ты выступи в концерте, Семен. На пару с братом.
— Шутите?
— Да нет, я серьезно, — сказал Кузнецов.
Один за другим, низко пригибаясь в дверях, уходили из бани. Иван Васильевич задержал Семена.
— Придется учиться науке лицедейства, — сказал он. — Раз Ленька советует идти работать на базу, значит, верит, что ты в душе с ними… Возьми себя, Семен Яковлевич, в руки, не ссорься с братом.
— А чего же я тогда упирался, как бык? — возразил Семен. — Ленька мне и в полицаи предлагал, и начальником станции.
— Скажи, что присматривался, мол, прочно ли немцы осели в России, не побегут ли назад. А теперь наконец понял, что Советской власти капут. Думаю, что будет звучать вполне правдоподобно.
— Есть одно «но»… — замялся Семен. — Жена, Варя. Люто ненавидит их… И вдруг я… Может, сказать ей?
